Не поднимая капюшона дождевика, Черкунов пошел в указанном направлении.

Мелкий и хлесткий, косой дождь сменился изморосью, а ветер зашумел в кронах деревьев, сбрасывая листву на промокшие могилы.

Мемориальная площадка с рядом каменных скамеек раскинулась позади здания ритуальных услуг. С ее восточной части брала начало центральная, самая широкая аллея. Кладбище тонуло в кромешной тьме, и только эту площадку освещали фонари.

Военный прокурор поджидал Черкунова на скамейке. Он держал в руках газету. Читал ли он ее при кладбищенском свете и какую информацию почерпнул из этого кладбищенского таблоида, оставалось гадать. И когда Черкунов приблизился, он вдруг встал, опираясь одной рукой на трость, и подал ему руку.

— Рад встрече, Илья. Рад познакомиться. Присаживайся, — предложил он, когда Черкунов ответил на рукопожатие.

Он впервые видел так близко главного военного прокурора, и ему его полное лицо не показалось добродушным, как на фотографиях или на экране телевизора. Его глаза можно было бы назвать холодными, даже мертвыми, если бы не мерклый свет кладбищенских светильников, который придавал его глазам жизненный блеск. Он повел головой, и Черкунову показалось, что у него под шарфом шевельнулись акульи жабры.

Он не был стар. В прошлом году он отпраздновал свое 60-летие. Ни один телеканал не осветил это событие, хотя этот человек, занимая пост главного военного прокурора России, являлся заместителем генерального прокурора.

Ему шла фетровая шляпа, сочетавшаяся с серым плащом. Черкунов также обратил внимание на его ботинки. Доходы частного сыщика не позволяли сунуть ноги в такую обувь. Чтобы ощутить, каково ходить в ботинках за тысячу баксов за пару, не обязательно идти в магазин, а просто использовать вместо стелек либо доллары, либо рубли по существующему курсу, прикинул Черкунов.

— Итак, к делу, — поторопил его прокурор, снова опираясь на трость, чем напомнил ему монаршую особу на троне. — Но прими во внимание следующее: ты занимаешь мое драгоценное время, а не наоборот. Светает, — он поднял глаза к небу.

Черкунов прекрасно понимал этого человека. Такие мелкие людишки, как частный детектив, не занимали его личного внимания — на то существовала вертикаль прокурорского управления, в самом низу которой вкалывали следователи, старшие следователи, помощники, старшие помощники гарнизонов, военных округов…

Черкунов покивал в ответ на реплику прокурора. А он озадачил его вопросом, откладывая дело.

— Тебе моя идея засадить Паршина за решетку не кажется навязчивой?

«Он ни хрена не знает», — пришел к выводу Черкунов. — Видно, собираясь на встречу, не включил телевизор, дорогой не слушал радио, а прибыв на место — читал вчерашнюю газету.

— Ждете от меня откровений? — Черкунов пожал плечами. — Зачем вам это? Если вы уберете микроскоп, через который смотрите на меня, меня вы больше не заметите.

Прокурор хрипло рассмеялся, но на своем настоял:

— И все же.

Черкунов немного подумал. Честно говоря, он не знал, что ответить. В таких случаях ему всегда помогал образ. И он нашел его.

— Вы похожи на Джорджа Буша-старшего — с его идеей покончить с Саддамом Хусейном. У вас есть сын?

Рамаданов многозначительно покивал. В вопросе собеседника он уловил намек самому покончить со своим Саддамом, пусть даже развязав локальную войну. Однако его монстра нельзя было привлечь к ответственности даже за мелкие правонарушения. Паршин словно издевался над прокурором — спал в обнимку с Конституцией. И в этой связи напомнил Черкунову американского гангстера Аль Капоне по прозвищу Большой Аль. Под прикрытием мебельного бизнеса тот занимался игорным бизнесом, сутенерством, бутлегерством. Однако за решетку на острове Алькатрас его удалось упечь за неуплату налогов. Этот факт говорил о том, что даже «совершенная» американская юстиция не смогла доказать его причастность к убийствам, грабежам и другим тяжким преступлениям.

— В нашем телефонном разговоре ты сказал о свидетеле, который поможет мне в деле Паршина.

Да, это были слова Черкунова. Прокурор пропустил только одно слово, и сыщику пришлось повторить его:

— Гарантированно поможет.

— То есть свидетель требует гарантий? — Рамаданов сделал широкий жест рукой, по-прежнему сжимая в другой свою трость. Это был царственный жест. — Свидетель — из окружения Паршина? Он согласен свидетельствовать против своего босса? Речь пойдет о прошлом преступлении Паршина?

Черкунов покачал головой и трижды произнес «нет», отвечая на каждый вопрос.

— Нет?

— Преступление свежее. Мой свидетель видел, как Паршин убил человека.

Прокурор придвинул к нему свое крупное, посиневшее под подобающим светом кладбищенских фонарей лицо.

— Скажи, что ты не шутишь, сукин ты сын! — Он только что не схватил сыщика за грудки.

Черкунов усмехнулся, довольный произведенным эффектом.

Прокурору понадобилось время, чтобы прочувствовать новость — душой, исключая мозги. Черкунов был уверен, что его 60-летнее сердце забилось полно, часто и радостно — как будто на зависть всем покойникам на этом погосте.

Черкунов предчувствовал пору блиц-опроса, и только один момент придавливал его. Ему было жутко неуютно в этом месте, и он с готовностью откликнулся бы на предложение прокурора продолжить беседу в машине, где было сухо и тепло.

— Имя убитого Паршиным человека ты знаешь?

— Саша Котик.

Черкунов дал Рамаданову переварить информацию. Прокурор продолжил чуть подсевшим голосом.

— Ты знаешь, что без трупа нет дела?

— Свидетель знает ответ на ваш вопрос.

— Но тебе он не говорит.

— Разумеется, — уверенно врал сыщик, зная свою работу назубок.

— Брось!

— Я частный сыщик, а не его адвокат.

— Хорошо, — поостыл Рамаданов. — Поговорим о свидетеле. Надеюсь, ты понимаешь, что его показания важны в суде. Мало запротоколировать его показания, важно довести его до суда, — высказался он, и его фраза показалась Черкунову косоглазой.

Прокурор тем временем продолжил:

— Арест Паршина позволит провести обыски в его офисах, изъять компьютеры, документацию, все то, что интересовало и продолжает интересовать прокуратуру.

— Дело в том, что свидетель его преступления разыскивается полицией за соучастие в убийстве.

— Твою мать! — не сдержал эмоций прокурор и, как показалось Черкунову, только что не добавил: «Узнаю руку этого ублюдка!» Ему это дело казалось простым, во всяком случае, он надеялся на скорый его исход.

Он замолчал, и Черкунов напомнил ему о себе:

— Вижу, я здесь теряю время.

— Сядь! — прикрикнул Рамаданов. — Место захоронения трупа Саши Котика — козырь твоего свидетеля. И он не выложит его, пока с него не снимут подозрения в убийстве. Показания против Паршина он даст при условии включения его в программу защиты свидетелей.