Адамс осторожно полез вниз.

– Дорогой Льюэлл, чему обязан честью вашего визита? – спросил лучащийся благодушием Джейкобс, открывая дверь.

На ступенях стоял Льюэлл, высокий, лысеющий, угловатый и тощий, с неприятно резким, проницательным взглядом. За ним, будто свита, стояли шестеро агентов в одинаковых темных костюмах.

– Нужно поговорить, – сообщил Льюэлл спокойно.

– Пожалуйста, заходите! – пригласил Джейкобс любезно, хотя охотнее бы захлопнул дверь перед носом незваного гостя. – А где остальные агенты? – спросил, указав на машины перед особняком.

– Обеспечивают безопасность этого места, – ответил Льюэлл сухо, давая понять, что визит отнюдь не дружественный.

– Уверен – для таких мер нет причин, – заверил Джейкобс так же сухо. – Тем не менее – добро пожаловать!

Зайдя в кабинет, Льюэлл уселся и показал на разбросанные по столу бумаги.

– Небольшие исследования? – спросил, приподнимая брови.

– Что-то вроде того, – уклончиво сказал Джейкобс.

Льюэлл вздохнул.

– Не хотите ли выпить чего-нибудь? – предложил радушный хозяин, стараясь казаться непринужденным.

– Спасибо, нет. К сожалению, я пришел сюда отнюдь не ради светской беседы.

– Правда? – Глаза Джейкобса сузились.

Льюэллу захотелось поежиться – от взгляда морозом по коже продирало.

– В таком случае, – в голосе Джейкобса прозвучала угроза, – лучше вам выложить начистоту, и побыстрее, какого черта сюда явились.

Адамс проник в дом сквозь окно гостевой спальни. Как и предполагал, отнюдь не все окна и комнаты были оснащены сигнализацией. Само собой, постоянный контроль сделает не слишком удобной жизнь обитателей. Меры безопасности предназначались в большей степени для предотвращения несанкционированного приближения к особняку и в меньшей – для наблюдения за входами и выходами. Верхние этажи при таком подходе нет смысла охранять.

Дом построили еще в 1815 году, и, хотя многое было переделано и достроено ради безопасности, здание в целом осталось прежним помещичьим особняком, куда нетрудно проникнуть – если знаешь как, разумеется. В конце концов, кому придет в голову ломиться туда, где сторожит дюжина вооруженных головорезов?

Адамс вовремя распознал инфракрасный датчик с внутренней стороны окна. Открыл замок на раме, сунул между собой и инфракрасным лучом обычное ручное зеркальце – этого хватило, чтобы пролезть в комнату, не поднимая тревоги.

Ступив на пол, немедленно устремился к дальней стене, раскрыл дверцу шкафа и обнаружил там, как и ожидал, уходящую вниз трубу для спуска грязного белья.

«Великолепно!» – подумал, залезая в нее.

Он спустился почти до конца, замедлился, двигаясь очень осторожно и практически бесшумно. Мэтт напряженно вслушивался, стараясь уловить малейший подозрительный звук. Убедился, что прачечная внизу пуста, выскользнул из трубы в огромную бельевую корзину. Выглянул наружу: кажется, охраны поблизости нет. Непонятно, что происходит наверху, но в любом случае присутствие правительственных агентов в доме означает большее количество глаз, способных заметить постороннего. Потому необходима крайняя осторожность.

Сидя в корзине, Адамс отметил расположение видеокамер и продумал маршрут, с тем чтобы не засветиться. Затем выпрыгнул из корзины и пробежал через прачечную к дверям. Выскользнул наружу и закрыл дверь – все заняло лишь три секунды.

За дверью оказался обширный чулан со множеством полок на стенах. Там хранились порошки для стирки, средства для уборки, постельное белье. Согласно планам дома чулан находился прямо под кабинетом Стивена Джейкобса.

– Я хотел бы поговорить о смертях Райана Йордейла, Фрэнка Кроукера, Ива Десо, Витора Дзерджевского, Патека Гильома, Стефани Ортмайер, Густава Шлиссера, Хелен Холмс, Антони Десильву, Яцека Остравского и Николаса Сан-Висента, – выговорил Льюэлл сурово.

Про себя Стивен вздохнул с облегчением. Льюэлл раскопал кое-что, но ведь далеко не самое важное, и потому Джейкобс позволил себе чуть расслабиться.

– Что вы имеете в виду? – спросил, выдержав паузу.

– Что я имею в виду? – Льюэлл чуть не рассмеялся. – Я имею в виду одиннадцать смертей, причем весьма загадочных, постигших тех, кто недавно участвовал в заседаниях Бильдербергского клуба.

– И что же в них загадочного? – Джейкобс был уверен, что Льюэлл сказал далеко не все, что хотел.

– Эти смерти произошли в вашу бытность главой правления клуба.

Теперь уже Джейкобс с трудом подавил смешок:

– Одиннадцать человек умерло за время моего председательства в правлении? Боже правый, Харви, я на этом посту уже двенадцать лет, на каждое заседание собирается в среднем сто двадцать человек, а это значит – всего за мое время на заседаниях побывало почти полторы тысячи человек. Одиннадцать смертей на полторы тысячи…

– Это ноль целых семьдесят шесть сотых процента, – перебил его Льюэлл. – То есть семь целых шесть сотых на тысячу. Но все смерти произошли в пределах двадцати двух дней с момента окончания заседания. А это соответствует смертности в сто двадцать шесть целых одну десятую на тысячу человек, что в двенадцать раз выше среднего по стране. И как вы это объясните?

– Не уверен, что мне нужно объяснять, – заметил Джейкобс снисходительно.

– Вы знаете, какой была смертность среди тех, кто посещал заседания Бильдербергского клуба ранее? – Голос Льюэлла задрожал от гнева. – Существенно ниже среднего по стране, что вполне объяснимо, учитывая доходы этих людей и доступ к лучшей в мире медицине. А при вашем председательстве – двенадцатикратное превышение, при этом мы имеем дело со стабильным ростом на протяжении всех двенадцати лет.

– Я все еще жду объяснений, – напомнил Джейкобс любезно, – зачем вы приехали?

Льюэлл грохнул кулаком по столу:

– Черт побери, Джейкобс, ты же отлично понимаешь, о чем я! Всем известно: ты сделал из Бильдербергского клуба вербовочный центр! Ах, эти интимные междусобойчики! Все мы знали, что там проходят собеседования. И может быть, кое-кто из приглашенных, уразумев, куда их пытаются затащить, кривился и говорил «нет». И что ты делал тогда? – Льюэлл снова ударил кулаком по столу. – Ты их убирал, вот что! На раз плюнуть, вот так!

Джейкобс снова выдержал паузу, затем рассмеялся тихонько:

– Ну и где же доказательства? Пока я слушал лишь досужие фантазии на почве статистики. Кроукер умер от сердечного приступа, Шлиссера сбила машина, у Остравского оказалась аневризма мозга, и так далее, и тому подобное. Все задокументировано, засвидетельствовано врачами, ничего насильственного даже и не предполагалось. Подозрительно? Согласен, повод задуматься есть. Но имеет ли это доказательную силу, достаточную для суда… ведь нет же, не так ли?