Фридман утверждал, что при его поддержке отряды «Хаганы» захватывали грузовики, перевозящие оружие для арабских стран, и передавали их палестинским евреям. В 1949 году, через год после основания еврейского государства, в Вене появился новый израильский агент, и Фридману дали понять, что в его услугах больше не нуждаются. «В Вене тогда царила весьма странная атмосфера, – вспоминал он. – Были израильтяне. Были обычные евреи. А меня все считали поляком».[296]

Он продолжил работать в Институте документации, но, как и Визенталю в Линце, ему приходилось несладко. В начале 1950-х годов поток еврейских беженцев в Австрию значительно сократился, и финансирование урезали. С еще большей скоростью падал интерес к его работе. «У меня хранилось огромное количество папок с показаниями жертв. Однако немцам они не были нужны, австрийцам – тем более, а про американцев и русских и вовсе говорить нечего».[297]

В 1952 году Институт был закрыт, и Фридман переслал документы в иерусалимский Яд ва-Шем – новый израильский мемориал холокоста. Сам Фридман вслед за документами тоже перебрался в Израиль. Он поклялся, что и там будет преследовать нацистов, признавая в то же время, что надо налаживать новую жизнь в новой стране.

Лишь одну папку Фридман не передал израильтянам – документы по делу Адольфа Эйхмана.[298]

* * *

Живя в Вене, Фридман встречался и часто переписывался с Визенталем. «Мы договорились сотрудничать, обмениваться информацией и помогать друг другу любым возможным способом»,[299] – пояснял он. Поначалу это желание двух самопровозглашенных «охотников за нацистами» было искренним. В конце войны Фридман работал на польских коммунистов в Данциге, Визенталь – на американцев в Австрии. Это вызывало некоторое недоверие друг к другу, что не отменяло преданности одной цели. Однако позже именно общая цель стала причиной плохо скрываемого соперничества.

По словам Фридмана, оба сосредоточились на поисках Эйхмана, главы тайного отдела гестапо, ответственного за «окончательное решение еврейского вопроса», который исчез после войны. Визенталь утверждал, что об Эйхмане ему рассказал Ашер Бен-Натан, еврей австрийского происхождения, в 1938 году бежавший в Палестину, а после войны под именем Артура Пира работавший на «Бриху» в Австрии. На встрече в Вене 20 июля 1945 года «Артур» передал Визенталю список военных преступников, составленный политическим департаментом правления Еврейского агентства. В нем было имя Эйхмана с пометкой: «высокопоставленный чин гестапо, отдел “по делам евреев”, член НСДАП (Национал-Социалистической партии)».[300]

Оба биографа Визенталя утверждают, что он получил еще одну наводку от неожиданного источника – хозяйки дома, где он снимал жилье на Ландштрассе, 40, по соседству с отделением УСС в Линце. Однажды вечером, когда он изучал списки военных преступников, а хозяйка убиралась в комнате, она из любопытства заглянула ему через плечо и воскликнула: «О, Эйхман! Уж не тот ли это генерал СС, который преследовал евреев? Вы знаете, что его родители живут здесь неподалеку, в доме номер 32?»[301]

Эйхман, несмотря на свою роль в нацистской империи, был всего лишь оберштурмбаннфюрером (подполковником), но насчет его места жительства хозяйка оказалась права. Визенталь сообщил об этом в УСС. Через пару дней два американца наведались в дом его родителей и поговорили с отцом, уверявшим, что после войны ничего не слышал о сыне.

Это положило начало навязчивым поискам, которые в конце концов завели Визенталя в курортный городок Альтаусзее, к женщине по имени Вероника Либль. Та призналась, что была замужем за Эйхманом, но они якобы развелись в Праге в марте 1945 года, и с тех пор она о нем не слышала.[302] Визенталь продолжил копать – причем так настойчиво, что вскоре в Линце его прозвали «Эйхман Визенталь» и буквально «завалили ложной информацией».[303] Главной задачей на тот момент было найти фотографию Эйхмана, который всю карьеру массового убийцы старательно избегал камер. Наконец одному из коллег Визенталя удалось раздобыть у бывшей подруги Эйхмана старое фото 1934 года. Это изображение добавили к ордеру на арест Эйхмана.

Позднее критики и конкуренты Визенталя считали, что он заметно преувеличил свою роль в поисках, пытаясь препарировать и оспорить каждый этап запутанного сюжета. Многие даже сомневались, что он действительно начал разыскивать Эйхмана сразу после войны.[304]

Фридман, приезжавший в Австрию из Польши в 1946 году, тоже утверждал, что об Эйхмане – «величайшем убийце всех времен» – ему сообщил «Артур», точнее Ашер Бен-Натан. Когда Тувья признался, что слышит о нем впервые, лидер «Брихи» добавил: «Фридман, ты должен найти Эйхмана. Повторяю, ты должен его найти».[305]

Как бы там ни было, очевидно, что и Визенталь, и Фридман начали разыскивать Эйхмана примерно в одно время. Роберт Кемпнер, еврей немецкого происхождения, юрист из американской команды обвинителей на Нюрнбергском процессе, отметил в своих мемуарах, как Визенталь спрашивал его: «У вас есть что-нибудь на Адольфа Эйхмана? Вы им занимаетесь?»[306]

В 1947 году один американский знакомый сообщил Визенталю, что Вероника Либль, также известная как «Вера», подала прошение о признании ее бывшего мужа мертвым «в интересах детей». Нашелся свидетель, который под присягой поклялся, будто видел, как Эйхмана застрелили во время боев в Праге 30 апреля 1945 года. Визенталь выяснил, что свидетель женат на сестре Либль, и передал эту информацию американской разведке, а те, в свою очередь, сообщили о столь подозрительном совпадении суду. Прошение Либль отклонили. «Эта мелочь на первый взгляд стала, возможно, моим самым существенным вкладом в дело Эйхмана», – писал Визенталь.[307]

Впрочем, критики Визенталя сомневались, что официальное признание смерти могло что-либо изменить и удержать израильтян от поисков Эйхмана. Учитывая общее снижение интереса к преследованию нацистов, информация о том, что нацистский преступник по-прежнему жив, имела решающее значение. По данным Фридмана, в 1950 году Эйхмана разыскивали трое израильтян. Они считали, что он до сих пор скрывается в Австрии после того, как успешно избежал идентификации во временных лагерях для военнопленных войск союзников.