При этих словах он улыбается. Я настолько потрясена, что не могу ничего ответить.

Месье Берр тянется за тетрадью.

– У вас есть ручка? – спрашивает он. Я киваю и роюсь в сумке.

Оливье быстро строчит что-то на тетрадном листе, выдергивает его и подает мне.

– Это адрес, который он дал мне тогда, в 2005-м. Это в Маре, еврейском квартале, неподалеку от площади Вогезов. Там я и встретил его за игрой в шахматы.

– Это совсем рядом с моим отелем, – сообщаю я ему. Смотрю на адрес: 27, улица дю Фуэн, квартира 2В.

По спине бежит холодок.

– Ну что ж, – подытоживает месье Берр, – теперь вам, пожалуй, нужно поторопиться. Прошлое не ждет.

Огорошенная, и веря и не веря, я прощаюсь с Оливье Берром и тороплюсь вниз по лестнице. Ноги сами несут меня обратно к Сене, там я ловлю такси и сую водителю листок, только что полученный от месье Берра. Водитель, что-то буркнув в ответ, рвет с места. Он резко разворачивается, пересекает сплошную, по мосту проносится через Сену и устремляется на восток. Мы долго едем параллельно реке, в правом окне вырастают башни собора Парижской Богоматери. Наконец мы сворачиваем влево и после многочисленных поворотов с визгом тормозим у серого каменного дома с массивными дверями темного дерева. Я расплачиваюсь с таксистом и подхожу к домофону.

На табличке черным по белому выведено Пикар, А. Я набираю полную грудь воздуха и отваживаюсь нажать кнопку вызова напротив этой теперь знакомой мне фамилии. И замечаю, как дрожат у меня руки.

Пока я жду ответа, сердце стучит в груди, как барабан. Но ответа нет. Я снова давлю на кнопку, и опять безрезультатно.

У меня подступает комок к горлу. Неужели я опоздала, вдруг он уже умер? Возможно, напоминаю я себе, он просто вышел из дому – погода сегодня прекрасная. Не исключено, что он пошел погулять или в магазин. Несколько минут я слоняюсь возле дома в надежде, что кто-то войдет или выйдет из подъезда и я смогу расспросить об Алене, но на улице тихо и пустынно, никого нет.

Я смотрю на часы. А что если он на площади Вогезов, играет в шахматы, как рассказывал месье Берр! Достав карту, я понимаю, что нахожусь всего в одном квартале оттуда. И отправляюсь на площадь.

По пути я останавливаюсь у телефона-автомата и, потратив несколько минут в попытках найти англоговорящего оператора, звоню на мобильник Анни. Я сознаю, что она, видимо, спит и вряд ли ответит, но просто умираю от желания рассказать о своей находке. Мне отвечает автоответчик, и, хотя я этого ожидала, настроение мгновенно падает. Я собираюсь рассказать про Алена, но вместо этого неожиданно для себя говорю: «Я сейчас думала о тебе, детка, и просто ужасно захотелось сказать тебе “привет”. Здесь так красиво, в Париже. Думаю, что смогу кое-что найти, но стараюсь не радоваться заранее, чтобы не сглазить. Я еще позвоню тебе позже. Я тебя люблю».

Через пять минут я добираюсь до места и, пройдя под средней из трех каменных арок, оказываюсь на площади Вогезов. Вся площадь окружена по периметру одинаковыми каменными домами с серыми крышами, застекленными дверьми и узкими балконами. В центре прямоугольного парка высится конная статуя в окружении пары десятков высоких деревьев с ярко-зеленой, только начинающей желтеть листвой. По углам – зеленые газоны, песчаные дорожки ведут к фонтанам – четырем двухуровневым чашам.

Я осматриваюсь, ища кого-нибудь, кто хоть примерно походил бы на Алена, но пока стариков не видно. Самому старому – мужчине с маленькой черной собачкой – на вид никак не больше шестидесяти. Я быстро прохожу по периметру парка, всматриваюсь в лица идущих навстречу людей, но никто из них не может быть Аленом. Подавленная, я со вздохом поворачиваюсь, чтобы уйти. Снова приходит в голову, что я могу и совсем его не найти – ни здесь, ни где бы то ни было еще. Но нет, сдаваться рано, я еще поборюсь.

Некоторое время я медленно брожу по улицам, прежде чем еще раз проверить адрес, данный мне месье Берром. Поворачиваю за угол, потом за другой, миную жилые дома, витрины и в конце концов оказываюсь на узкой оживленной торговой улице. Улица Розье, читаю я указатель. Прохожу дальше, разглядывая старинные мясные лавки, книжные магазинчики и синагоги рядом с современными бутиками и магазинами стильной одежды.

Останавливаюсь около узкого фасада с изображением звезды Давида и надписью synagogue, несомненно, означающей на французском ровно то же, что и на английском. Сердце снова начинает колотиться, и я дрожащей рукой касаюсь стены здания. Интересно, давно ли здесь эта синагога, и не молилась ли в ней когда-нибудь моя бабушка.

Так я стою, погруженная в мысли о далеком прошлом, пока знакомые ароматы внезапно не возвращают меня на землю, в настоящее. В воздухе явственно чувствуется запах маслянистого, пропитанного корицей пирога «Звезда» с начинкой из чернослива и инжира. Я каждый день выпекаю такие у себя в кондитерской.

Повернувшись, я оказываюсь перед большими венецианскими окнами, сплошь заставленными хлебом и сдобой. Кондитерская. Не раздумывая, словно меня тянет невидимый магнит, я направляюсь туда – перехожу дорогу и открываю дверь.

Внутри народ, толчея. Справа – большой прилавок-холодильник с готовыми салатами и мясной кулинарией; слева – бесконечное, как мне кажется, множество каких-то бубликов, пирожков, пирожных и тортов. На маленьких этикетках – названия по-французски и цены в евро.

Замерев на месте, я вожу глазами по знакомым изделиям. Вот чизкейк с лимоном и виноградом, одно из фирменных блюд «Полярной звезды». А рядом нежный штрудель, который выглядит так, словно его только что доставили из моей кондитерской. Я подхожу на шаг ближе и понимаю, что он и в самом деле практически идентичен моему: яблоки, миндаль, изюм, цукаты из апельсиновой цедры и корица – в точности то же, что кладу в свой штрудель я. Здесь есть даже ароматный ржаной хлеб, за который два года назад я удостоилась упоминания в обзоре «Лучший хлеб на Кейпе» в газете «Кейп-Код Таймс».

А дальше в витрине лежат ломтики большого пирога под названием Ronde des Pavés. Я подхожу поближе и сразу узнаю их, узнаю безошибочно. Мак, миндаль, изюм, инжир, чернослив и сахар с корицей. Это же он, наш пирог «Звезда», который так любит Мами.

– Que puis-je pour vous?[13] – раздается у меня над ухом пронзительный голос, и я медленно, как в тумане, поворачиваюсь.

– Извините, я не говорю по-французски, – бормочу я. – Извините.

Сердце все еще колотится с бешеной скоростью. Женщина, приблизительно моего возраста, улыбается.

– Ничего страшного, – переходит она на английский, практически без акцента. – У нас здесь много туристов. Чего желаете?

Трясущейся рукой я указываю на кусочек Ronde des Pavés. Женщина начинает упаковывать его для меня, но я касаюсь ее руки, чтобы остановить. Дотронувшись до ее запястья, чувствую, как дрожит при этом моя собственная рука. Женщина смотрит на меня с недоумением.