Только благодаря зиме, что выправила долгий извилистый путь, юный охотник и смог еще до полудня выбраться к покатой лысой горе, отчего-то не любимой ни кустами, ни деревьями. На ней, на самой макушке, и возвышался высокий предок, вырезанный из крепкого дубового ствола неведомо когда. Конечно, он был не так упитан, как нынешние речные собратья, не так мохнат, но большие круглые глаза, овальный нос и длинные резцы позволяли сразу понять, кто именно немигающе смотрит в сторону рассветного солнца. Подступы к Хозяину Реки охраняли черепа четырех медведей, водруженные на шесты и повернутые от него наружу. Возможно, как раз из-за этих стражей за все время, пока люди помнили святилище, с ним никогда ничего не случалось.

По насту Могучий Саблезуб поднялся на вершину и, сняв снегоступы, тут же провалился по пояс. Покачался из стороны в сторону, потоптался, делая небольшую площадку перед самым истуканом, срыл немного снега напротив, положил на получившуюся ступеньку снегоступы, сам сел сверху. Посмотрел предку в лицо. Подумал, полез за пазуху, вытянул полоску вяленого мяса, честно разрезал ножом на одинаковые половинки, одну положил перед Хозяином Реки, вторую сунул в рот. Пожевал. С некоторым опозданием предложил хозяину холма:

— Это тебе. Угощайся, Великий Строитель Запруд.

Юный охотник помолчал, пожал плечами:

— Ты знаешь, что случилось? Наверное, знаешь. Или мне рассказать? — Он снова немного выждал. — Я лучше расскажу. У меня есть Золотая Тень… Нет, не так. У нас в племени живет Золотая Тень. Нет, не так. Мы прожили с ней целое лето, и я понял… Она лучшая из всех. Я охотник, я собрал ожерелье. Я обещал взять ее в жены… Нет, не так… Я хочу взять ее в жены! Я хочу, я обещал, она лучшая. Ее отец против. Он хочет, чтобы мы ждали. Долго ждали. Зим пять или шесть. Девушек берут в жены, когда они похожи на Нежную Незабудку. Я, наверное, тогда стану уже стариком. Таким, как Черный Стриж или Упрямый Лось. Ты же понимаешь, Хозяин Реки, столько ждать невозможно! Это половина жизни! Но Парящий Коршун все равно против. Все говорят, чтобы я выбрал другую жену. Ту, которую можно взять сразу. Не хочу другую. Скажи, что мне делать, Хозяин Реки. Ты умнее всех в мире. Скажи, как мне поступить, Бобр?

Помянуть тайное имя сейчас было можно. И даже нужно. Только вот Первопредок молчал. Он молчал, уставившись на край рассвета, и вместе с ним молчал лес, молчало небо, молчали медвежьи черепа, глядя на все четыре стороны. Лишь светло-серое небо, испуская слабый свет, начало ронять пушистые снежинки.

— Беседующий-с-Небом сказал, что ты дашь мне знак, — напомнит предку Камыш. — Давай его, я жду. Подскажи, что делать, Хозяин Реки? Кроме тебя, помочь мне больше некому.

Охотник встал, оглядываясь — но не увидел ничего, кроме неподвижного, белого от инея леса.

— Ничего не делать, да? — повернулся к предку Могучий Саблезуб. — Не делать? Ждать? Ты советуешь ждать?

Ответом по-прежнему оставалась тишина. Камыш сел обратно в снежное кресло, глядя в глаза Хозяину Реки, надеясь заметить хоть что-нибудь. Но вокруг кружился только снег, плавно ложась на наст, на мудрого предка, на копья охотника и его одежду. Снег, тишина, серый свет. Даже ветер притих, никак не выдавая своего существования.

— Ждать? — снова спросил юный охотник, явно надеявшийся на что-то другое. — Ты советуешь ждать?

Но иного ответа так и не прозвучало.

Небо начало постепенно сереть. Погрустневший Камыш поднялся, скинул снегоступы, вдел ноги в крепления. Подобрал оружие, закинул за спину гарпуны. Обернулся на Хозяина Реки в последний раз, выбрался из ямки на наст и широким шагом побежал вниз по холму.

Свежий снег слегка запорошил его старые следы, и Могучий Саблезуб начал прокладывать новую тропу, сожалея, что ждал ответа слишком долго. Пасмурные ночи темны. Заблудиться он, конечно, не заблудится. Но вот в дерево или иное препятствие лбом влететь можно. Как бы не пришлось в лесу ночевать.

Торопясь, он проскакивал дерево за деревом, куст за кустом — когда вдруг заметил слева от себя в снегу совсем свежую глубокую канавку. В два локтя шириной, почти по пояс в глубину. Зимой такие тропы пробивают кабаны с их короткими ножками. В отличие от лосей или оленей, они не пытаются перемахивать зимние сугробы, скакать поверху. Они ломятся к своей цели по прямой, сквозь сугробы и кусты, словно не замечая препятствий.

Упустить такую удачу охотник не мог, и, несмотря на близость вечера, повернул вслед за зверем, еще больше ускоряя шаг. Канавка вела и вела вперед — через ивовые заросли, сквозь орешник, по широкому полю, которое летом наверняка было непролазным болотом, опять через ивняк, потом вдоль холмика… Наконец Могучий Саблезуб увидел впереди коричневую спину, над которой поднималось снежное облако. Кабан, не зная усталости, упрямо рвался к какой-то неведомой цели. И он был один. Крупный сильный секач, уставший бродить в стаде и ставший к закату жизни одиночкой. Обычный лесной вепрь.

— Духи отвернулись от меня, — пробормотал юный охотник, скидывая из-за спины гарпуны. — Это не Парящий Коршун, это сам Хозяин Реки наказывает меня своим гневом. Неужели я чем-то его обидел? Оскорбил, смеялся над ним? Не помню. Ничего не помню…

Вепрь-одиночка — самый страшный обитатель леса. Его длинных клыков опасаются даже медведи. Его обходит стороной даже Большой Кот, как бы ни подводил голод его ненасытное брюхо. Перед вепрем не способен устоять никто. Ведь к старости ребра секача срастаются, превращаясь в единый панцирь, лоб кабана с рождения защищен толстой костью, шеи у этого зверя нет совсем, так глубоко засажена голова в его тушу. Спереди он неуязвим. Неуязвим ни для кого. Да еще и вооружен длинными желтыми клыками, мало уступающими длиной клыкам Большого Кота, но только направленными вверх, а не вниз. Наверное, секачи давно бы истребили все и всех, оставшись единственными обитателями дебрей — но, к счастью для всего живого, самому сочному мясу они предпочитали желуди, орехи и толстые травяные корешки. Но все равно никто из обитателей леса никогда не смел тревожить идущего через чащу старого матерого вепря.

— Прости меня, Хозяин Реки, коли оскорбил тебя или обидел. Я сделал это без зла…

Могучий Саблезуб наложил гарпун с длинным костяным наконечником на ложе бросательной палки. Потратив на погоню столько времени, он не мог повернуть назад, хотя бы не попытавшись… Отпустив копье, юный охотник взмахнул мгновенно потяжелевшей металкой, отправляя оружие в цель. Темный штрих с шелестом разрезал воздух, сбивая снежинки, и ушел в наст примерно в двух шагах позади вспарывающей сугробы туши. В переднюю часть тела охотник и не метился — бесполезно. Но вот если попасть в брюхо — рано или поздно зверюга упадет. Камыш поднял со снега второй гарпун, наложил, метнул, сделав небольшую поправку… И почти сразу услышал возмущенный рык — попал!

Он торопливо подхватил третий гарпун, послал в цель, схватился за четвертый, метнул… Повторный возмущенный рев сообщил об еще одной удаче. Снежная целина взметнула белые комья, целые облака рыхлого пыли поднялись к небу. Поляна словно ожила, вздыбилась. И охотник вдруг понял, что вся эта вздыбленность, комья, облака — весь это ужас несется прямо на него.