Но Тристан не позволял ей этого сделать, продолжая толкаться в ее тело, сначала осторожно, потом все сильнее. Одна рука мужчины сжимала Софи, а вторая легла на ее лобок, пальцы развели нежные ткани, добираясь до чувствительной точки.

Наслаждение обожгло Софи, как огонь - грешницу, она вскрикнула, сходя с ума то переполняющих ее чувств, но вырваться из хватки Тристана не смогла.

Его страсть была опаляющей, как пламя костра. Софи, извиваясь, ощущала себя жертвой, которую мучают и казнят, и в этом жестоком наслаждении тоже был особый эротизм. Содрогаясь в первых судорогах оргазма, Софи рычала, как пойманная в капкан волчица, и чувствовала, как Тристан продолжает ее терзать, безо всякой жалости вдалбиваясь в ее тело сзади и лаская ее рукой спереди, остро, очень чувствительно, так, что второй оргазм накрыл ее почти сразу после первого.

- Все, все, - кричала Софи, стискивая ноги, но ей это не помогло, и пытка продолжалась.

Третье наслаждение лишило ее голоса, она могла только вздрагивать, чувствуя, как по раскаленной коже ее карабкается холодок, а тело все корчится от судорог.

- Ради всего святого…

Тристан отнял руку от ее истерзанного лона, но своего жестокой пытки не прекратил. Он подхватил Софи под колени, поднял ее, и тотчас же опустил, насаживая ее беззащитное, обессилевшее тело на свой член. Яростно и глубоко. Полностью подчинив женщину себе, растерзав ее своей страстью.

- Погладь себя сама, - горячо шепнул он ей на ухо. - Я это люблю.

- Но, - пискнула Софи, сгорая от стыда, ион чувствительно прикусил ее ухо.

- Погладь.

Это было развратно, это было бесстыдно и откровенно. Разум Софи тонул в стыде и каком-то запретном, чуть извращенном, но невероятном наслаждении. Она понимала, что Тристан видит, что она делает, понимала, что он чувствует, как трясется ее тело, как извивается ее спина, и чувствовала, как это распаляет его и возбуждает еще больше.

Бедра ее покраснели от шлепков соприкасающися тел, дыхания не хватало. Голос застревал в ее горле, она в изнеможении откидывалась на плечо Тристану, и тогда он целовал ее, даря новые силы и благодаря за разделенное с ним развратное наслаждение.

Тристан отпустил ее ноги, снова прижал девушку к себе. Его ладонь ухватила ее руку, и он направил ее пальцы туда, где было чувствительнее всего. Туда, где она не отваживалась касаться сама, понимая, что не вынесет этих ощущений.

- Здесь, - велел он жестоко, продолжая яростно трахать ее и безжалостно водя ее пальцами. - Вот тут самое сильное наслаждение…

Подчинившись ему, Софи закричала, потому что ей показалось, что по ее нервам провели остро отточенным лезвием.

- За что вы караете меня, - прокричала она, с ужасом глядя на свой дрожащий живот.  - Зачем мучаете?!

Ей казалось, что огненное наслаждение облизывает ее между ног, она металась, но инквизитор е отпускал ее руки. Он молчал; но, казалось, ее экстатические вопли наполняли его душу нечеловеческим удовольствием.

Пред глазами у нее плыли круги, бедра ее бесстыдно и развратно двигались, и четвертое наслаждение она встретила слишком быстро, выдохнув его горячим ртом, насаживаясь на член инквизитора сама,  быстро и безо всякого принуждения.

- У тебя самый красивый нос в мире…

Тристан промолчал, поглаживая спину Софи, влажную и вздрагивающую.

- А кто-то говорил, что чужие мысли слушать нехорошо, - шутливо и грозно сказал он.

Софи не ответила; она лежала в объятьях Тристана расслабленная, и под ее закрытыми веками метались видения далекого прошлого.

- Простите, - шепнула она. - Это не я. Это магия притащила эти слова… почему-то.

Тристан снова не ответил. Его пальцы скользили по коже Софи, повторяя все ее округлости, ласково рисуя какие-то одному ему известные узоры, даря последнюю, не обязательную, но такую чувственную ласку.

Он не сказал Софи, что это были первые слова его Изольды после их первой ночи любви. Софи это знать было необязательно.

- Тристан, - промолвила Софи, когда его ладонь накрыла ее грудь, и сердечко под этой теплой ладонью вздрогнуло и забилось сильнее. - Тристан, я ведь хотела… я действительно не собиралась… я была честна, я не хотела продолжать отношений и вот этого всего… Нет, только не подумайте дурного, мне было хорошо с вами, очень хорошо, но…

Слушая ее путанные горячечные объяснения, Тристан усмехнулся, склонился над ней и поцеловал ее губы, словно запечатывая все ее сомнения и метания. Осторожно, неспешно  и нежно, гася пожар в ее мыслях.

- Так если хорошо, - прошептал он, чуть касаясь ее губ своими, прихватывая их с нежной жаждой, - то зачем все рушить? И зачем отказываться от отношений?

Софи  открыла испуганные глаза, полные горечи.

- Вы сами сказали, - произнесла она безжалостно и четко, - что ее место не займет никто.

- Но есть много других мест, - резонно заметил он. - У каждого человека в жизни свое, персональное место. И это неплохо. Может, вам не гнать коней, Софи? Может, стоит присмотреться, привыкнуть… хотя бы к ощущению того, что сами рядом кто-то есть? Мне не так легко это принять. Не всякую женщину я пускал к себе близко.

- Но ваше холодное молчание так мучительно! - пылко сказала Софи.

- Разве же я холоден? - с улыбкой произнес Тристан, снова поцеловав ее губы и заставив гневные слова умолкнуть. - Вовсе нет.

- Мужчины, - мучительно краснея, сказала Софи, - прежде, чем лечь с девушкой в постель, обычно сначала на ней женятся. А еще ухаживают, прежде, чем жениться.

Тристан пожал плечами.

- Я всегда и все делал по-своему, - ответил он. - Но все же один пункт из вашего списка я учел.

- Какой же? - удивилась Софи.

- Скажем так, я сделал попытку поухаживать за вами, - ответил он. - Сегодня с утра я дал пару телеграмм в столицу…

- И что же?

- …и с экспрессом получил то, что заказал для вас.

Софи от изумления смолкла.

- Вы, - не веря самой себе, - заказали для меня подарок?!

- Именно, - кивнул Тристан. - Ну, посмотрите?

Только сейчас, оглянувшись, Софи увидела, что на диване, полускрытый полумраком, лежит огромный сверток, завернутый в коричневую плотную бумагу. Шпагат, перетягивающий посылки, был опечатан сургучными красными печатями, на которых угадывались королевские гербы, и Софи не сразу даже решилась сорвать их.

Босая, с накинутым на плечи покрывалом, она то склонялась над посылкой, то отстранялась от нее, отдергивая в нерешительности руку.

- Смелее, - подбодрил ее Тристан, посмеиваясь, вольготно развалившись на постели и закинув руки за голову.