– Что ты понял?

– Что это мой крест, Катя. Она меня никогда не отпустит ни на минуту из поля зрения. А если я вдруг исчезну… Она просто погибнет, и все. Точки опоры не будет.

– Саш… А зачем ты мне все это говоришь?

– Потому что хочу быть честным. Сразу. Потому что меня к тебе потянуло так, что… Я не могу и не хочу этому сопротивляться. Но я никогда не смогу ее оставить, Кать.

– Ты такой благородный, да?

– Да при чем тут благородство! Хотя… Называй как хочешь. Нюансы значения не имеют. Главное, я тебя честно предупредил.

– Что ж, и на том спасибо. Значит, есть на свете мужчины, умеющие жить обязательствами… Повезло, значит, этой Лизе…

– Это ты о чем сейчас?

– Да о своем, о пережитом. Через меня переступили в свое время, не оглянулись даже.

– Муж переступил?

– А кто ж еще? Слушай, Саш… А может, она специально так придуривается, а? Вот, мол, смотри, какая я не в себе, чувствуй за меня ответственность?

– Нет, что ты. Это было бы как-то… Слишком. Да и зачем?

– Затем, что ей так удобно. Ты вообще предпринимал какие-то попытки ее адаптировать, на работу, например, устроить? Она что, официально на группе инвалидности сидит?

– Нет… Нет, конечно. Говорю же, я не понял ничего, когда мы десять лет назад поженились. Я думал, она меня так любит безумно. У нее ведь никого нет, кроме меня, никаких родственников… И вообще, давай не будем углублять эту тему. Все сложилось так, как сложилось.

– Да, все сложилось так, как сложилось. Очень удобное выражение, кстати. Я его не один раз в жизни слышала.

– Я пойду, Кать…

– Иди…

А ночью она проснулась от легкого стука в окно. Подскочила с кровати, отодвинула портьеру…

В свете луны увидела улыбающееся лицо Саши, засмеялась тихо, распахнула оконные сворки.

– С ума сошел?

– Ага… Правильно говоришь, так оно и есть.

– И это ты называешь любым удобным для меня временем?

– Помолчите, графиня, не задавайте лишних вопросов… Дайте мне проделать это бесшумно…

Саша лихо подтянулся на руках и, перемахнув через подоконник, оказался в комнате. Прижав ее к себе, проговорил быстро:

– Серенаду петь обязательно или не будем терять времени?

– Тихо, сына разбудишь… Обойдемся без серенады, но в другой раз обязательно захочу серенаду!

– Я клянусь вам, графиня… Я весь ваш…

Так начались их странные отношения. Хотя, наверное, ничего странного в них не было. Рядовые отношения женатого мужчины и свободной женщины. Все было понятно и вполне имело право присутствовать в жизни обоих. И для нее было понятно и просто, да не совсем…

Она влюбилась. По-настоящему, впервые в жизни. Окунулась в эти эмоции с головой. Те самые эмоции, которые все нормальные люди переживают смолоду. Когда ожидание встречи сначала несет на крыльях, потом наваливается тяжким телесным томлением, и минуты текут, как часы, и душа рвется болью… Болью, да, а что делать? Когда знаешь, что любовь твоя зависит от недремлющего ока бедной Лизы. Звучит почти классически – бедная Лиза. Да, ее пожалеть надо, наверное. Смириться. Но Катя почему-то «бедность» Лизы никак не чувствовала и чувствовать не хотела… А кто нынче не «бедная»? Она, что ль, в этом смысле богатая? Ага… С ней-то никто не носился, ни граммом благородства не одарил… А она почему должна?

Катя стала тщательно следить за собой. Похудела, похорошела, обновила гардероб. И еще – с лицом у нее начали происходить странные метаморфозы. Глядела на себя в зеркало – удивлялась. Это она, что ли, такая красивая? Да не может быть! Будто передвинулись какие-то пазлы, сложилась другая картинка… Та же самая, но другая. Парадокс. Или это природное свойство, о котором Стасечкин Веник ей толковал? То самое, что привлекло к ней когда-то Павла? То есть ее красота – это положение пропорций лица, способное сложиться в определенный момент по-другому? Или как там еще Веник говорил? Секрет обаяния, идущего от противного?

Может, и так. Павел тогда в это обаяние сильно влюбился. Но она ведь Павла не любила, теперь-то это можно признать. А Сашу – любит… И упускать свой шанс на счастье просто не имеет права! Ах, какое это было бы счастье – жить с ним вместе, просыпаться вместе, готовить ему завтрак, стирать рубашки… Невозможное счастье! Или… Возможное? Нет, ну почему, почему она должна зависеть от этой сумасшедшей Лизы с ее «бедностью»?!

А Ольга, как ни странно, никаких перемен в подруге не замечала. Это с ее-то прозорливостью! Может, потому, что и сама на Сашу охотилась? Причем открыто и откровенно охотилась. Да, странная складывалась у них ситуация… Странная и смешная. Кате приходилось лишь голову в плечи втягивать и глаза отводить, когда Ольга пускалась в свои откровения:

– Ты представляешь, он какой-то непробиваемый! Ну что за мужик, а? Я, можно сказать, и так перед ним, и этак, и сама себя уже предлагаю… Что я ему, девочка из подворотни, так нагло мной пренебрегать? А вчера еще и жена его меня подкараулила, представляешь? Она ж ненормальная, эта Лиза! Чуть с кулаками на меня не набросилась!

– Правда?

– А то! Знаешь, как я испугалась? Иду себе по улице, и вдруг сзади шаги… Обернулась – бежит эта Лиза, путается в длинной юбке, чуть не падает. Волосы развеваются, глаза дикие… Подбежала, зашипела мне в лицо – ах ты, мол, дрянь такая… Не лезь к моему мужу, иначе убью…

– Да ты что? Так и сказала – убью?

– Конечно, так и сказала. Что я, врать буду? Говорю же – она ненормальная! А ты чего на меня так смотришь? Это ж не тебя убивать собрались, а меня. Вот страсти шекспировские на старости лет, а? Дожила, называется!

– Но ведь ты сама ее провоцируешь, Оль… А впрочем, это не мое дело. И не рассказывай мне больше ничего, слушать неприятно.

– А, ну да… Я ж забыла, что ты у нас женщина честная и высокопорядочная. Без честности и порядочности никак не обойдешься, если десять лет без мужа живешь, правда? Это ж как медали, как ордена… А знаешь, чем отличаются порядочные женщины от непорядочных?

– Ну, и чем?

– Непорядочные – это те, кто нравится мужчинам. А все остальные – порядочные. Вот ты как раз к тем порядочным и относишься. С чем тебя и поздравляю, кстати.

Катя ей ничего не ответила. Наверное, надо было подыграть, выдать подобающую случаю обиженную эмоцию, да лень было. И неловко как-то. Будто над Ольгиными чувствами поглумилась, выслушивая ее откровения… Не хотела, а вышло, что поглумилась. Ну да ладно… Переморгается как-нибудь.

Встречи с Сашей были довольно частыми, хотя и носили пугливый пунктирный характер. Даже на разговоры времени не оставалось. Как-то все было не так, неправильно, и недовольство в душе росло… Хотелось уже какой-то определенности или хотя бы надежды на эту определенность. Да хоть поговорить по-человечески, не оглядываясь на закрытую дверь и не кося глазом на циферблат часов. И не делать вид, что ее все в этих отношениях устраивает. Что за мука мученическая ей досталась с этой любовью? Вот не было беды…