за столом ещё не было. Софья тогда обмолвилась, что возьмёт солонку на память о приятном обществе, то есть обо мне. Но если вещь взята на память обо мне, зачем Софья рассказала всё Бенскому?»

Поручик не стал об этом задумываться, вспомнив о другом своём соображении: если в солонке яд, но насыпала его туда не Софья, а некий злодей, то Софья, ничего не знающая об этом и забравшая солонку, может случайно отравиться.

Чтобы лишний раз не волновать даму, Ржевский решил просто взять опасную вещь себе.

– Кстати, Софи, – сказал он. – Может, ты отдашь мне солонку? Ту, из сумочки.

Софья даже не спросила, зачем, а подошла к секретеру, открыла один из ящиков и вынула оттуда нечто, завёрнутое в белый носовой платок.

– Возьми, Саша, – сказала она, отдавая свёрток поручику.

– Солонка внутри? – на всякий случай уточнил Ржевский.

– Да.

«Надо же, как Софи заботится о вещи, которая напоминает обо мне», – подумал поручик, пряча свёрток в карман. К тому же благодаря платку можно было не беспокоиться, что содержимое солонки, что бы в ней ни было, попадёт на руки.

Вдруг за дверью послышался девичий голос:

– Барыня!

Софья, ещё мгновение назад казавшаяся немного рассеянной из-за всего случившегося, сразу подобралась, решительным шагом подошла к двери, открыла её и спросила:

– Что тебе, Маша?

– Барыня, тут у вас очень шумно, – сказала девица, судя по всему – горничная. – Барин проснулся, позвал лакеев. Хотят идти к вам и смотреть, что случилось.

– Придётся выбираться через окно, – сказал Бенский.

Горничная услышала и возразила:

– Незачем. Через чёрный ход пока можно.

Никакого удивления она при этом не выказала. Очевидно, знала, кто в гостях у её хозяйки. Однако девушка сильно изумилась, когда вслед за Бенским из спальни вышел Ржевский.

– После будешь удивляться, – бросил ей Ржевский, торопливо спускаясь по лестнице вслед за Бенским.

Оказавшись во дворе, поручик также вслед за Бенским перелез через забор, и вот тут едва не произнёс вслух: «Чёрт побери!» Лишь теперь вспомнилось, что Ваньке велено приехать в конце четвёртого часа ночи. Но было только полпервого. В лучшем случае час. И даже шуба осталась в санках! А вот Бенского ждала небольшая карета на полозьях, то есть возок.

Ржевский проследовал за Бенским к двери возка. Совершенно некстати вспомнилась очередная строка из романса о ночном госте Купидоне: «Впусти, обмёрзло тело». Эти слова в романсе произносил Купидон, страдающий от непогоды на улице, но если крылатый стрелок слегка лукавил, желая под любым предлогом пробраться в дом, то Ржевский буквально чувствовал, что замерзает, и что через час превратится в обледенелую статую «Поручик Ржевский под окном дамы».

Поручик кашлянул и как можно вежливее произнёс:

– Не откажите в любезности. Подвезите меня до гостиницы.

– Садись, – ответил Бенский.

Ржевский не помнил, когда они успели перейти на «ты», но сейчас вряд ли следовало спрашивать. В возке было тепло, а на улице – чертовски холодно.

– А дело ведь не только в Софье? – спросил Бенский, когда возок тронулся.

– Что? – не понял Ржевский.

– Размышляю, почему ты вызвался всё сделать сам, – пояснил Бенский. – Похоже, неприязнь к Тутышкину у тебя весьма сильна. Сильнее, чем я полагал.

Ржевский не очень понял, почему речь зашла о Тутышкине, но беседу с Бенским, который так любезно согласился подвезти недавнего соперника, следовало поддержать.

– Тутышкин – свинья, – ответил поручик.

– И мир ничего не потеряет, если этот господин отправится к праотцам? – спросил Бенский.

– Решительно ничего, – твёрдо произнёс Ржевский, хотя всё ещё не понимал, к чему эта беседа.

Не понял он и тогда, когда возок остановился возле гостиницы и Бенский сказал на прощание:

– Надеюсь, Тутышкин умрёт в ближайшие дни.

****************

Глава шестая, в которой герой получает сразу три письма от разных дам и оказывается в тупике

Поутру Ржевский проснулся почти без головной боли, но жажда мучила зверски. В номере было всё так же холодно, как и всегда, поэтому поручик, не вылезая из-под одеяла, крикнул:

– Ванька, квасу!

Сундук, на котором обычно спал слуга, по-прежнему стоял в углу, но сам слуга куда-то делся. Значит, время было не слишком раннее.

– Ванька! – снова крикнул Ржевский. Не получив никакого ответа, он уже начал беспокоиться, что придётся отправиться на поиски кваса самому, но тут Ванька появился в дверях.

Услышав про квас, слуга снова скрылся, и прошло ещё много томительных минут прежде, чем поручик приложился к вожделенной кружке. О! Наслаждение! Блаженство! Почти такое же, как обладание женщиной. О! Ах! Ммм!

– Кхм, – кашлянул слуга.

Ржевский не стал бы прерываться из-за такой малости, но кружка опустела, поэтому он наконец посмотрел на Ваньку и спросил:

– Чего тебе?

– Вам тут пишут, – ответил слуга, и только тогда поручик заметил, что Ванька протягивает ему медный поднос, но вовсе не затем, чтобы барин поставил туда пустую кружку. На подносе лежали три письма и одна записка.

Мысль о том, что придётся что-то читать, то есть напрягаться, складывая буквы в слова, вызвала боли в затылке. И всё же следовало узнать, что пишут, поэтому Ржевский начал с самого короткого послания – с записки.

Развернув сложенный вчетверо лист, поручик прочёл:

«Александр Аполлонович,

я сердечно рад обнаружить в Вас истинную любовь к Отечеству, а также прямоту взглядов и смелость в отстаивании оных. Сие в нынешние времена – большая редкость, а потому милости прошу сегодня отобедать в моём доме в три часа пополудни.

С уважением,

Ветвисторогов

P.S. Дом мой найти легко. Вам его всякий человек укажет».

Кажется, Фортуна опять постаралась, хоть было и не совсем ясно, собирается ли присутствовать на обеде генеральша, и что она думает о мужнином госте.

Размышляя об этом, поручик вскрыл одно из писем – маленький конверт, от которого исходил сильный запах роз, и в конверте нашёлся ответ на все вопросы:

«Александр,

если Вы уже прочли записку от моего мужа, то знаете, что сегодня Вам надлежит у нас обедать. Не скрою, я этому рада. В доме губернатора Вы произвели на меня весьма приятное впечатление, и всё же я бы предпочла, чтобы на этот раз от Вас водкой не пахло. Будьте молодцом, во время застольной беседы во всём соглашайтесь с моим мужем, а если я стану с ним спорить,