– А знаете, что самое страшное? – скорбным тоном спросил генерал.

– Что же?

– Большинству из этих бунтовщиков нет даже тридцати. Совсем молодые люди, которых испортили своим влиянием либералы и масоны. – Ветвисторогов в сердцах кинул свою ложку на стол. – Потеряли мы наше юношество!

Шмелин сохранял спокойствие. Очевидно, для него эти рассуждения не являлись новостью.

– Ну, может, не всё потеряно, – попытался успокоить генерала Ржевский.

– Большинство потеряно, – сокрушённо проговорил генерал. – Это влияние Запада. Особенно – французских гувернёров. Из них каждый второй – якобинец.

– Про карбонариев не забывайте, – добавил Шмелин.

– Да-да, – согласился генерал. – Из этих гувернёров кто не якобинец, тот карбонарий. Вот они и воспитывают наших дворянских детей, с малолетства кормят революционными идеями, а там уже либералы с масонами доделывают начатое. И вот он – бунт!

– Простите. А якобинцы – это кто? – спросил Ржевский.

– Бунтовщики, – коротко ответил Ветвисторогов, а Шмелин пояснил:

– Они во Франции устроили революцию, свергли монарха, провозгласили республику.

– А Наполеон тоже из них? – спросил Ржевский.

– Нет, Наполеон после пришёл и сделал Францию империей, а якобинцы были очень недовольны.

– Значит, Наполеон лучше якобитов? – продолжал спрашивать поручик ради поддержания разговора.

– Якобинцев, а не якобитов, – поправил Шмелин.

– А есть разница? – не понял Ржевский.

– Все они – бунтовщики! – важно изрёк генерал.

– Якобиты – бунтовщики английские, а якобинцы – французские, – пояснил Шмелин.

– А карбонарии? – спросил Ржевский.

– Это бунтовщики итальянские, – так же важно изрёк генерал.

Ржевский задумался:

– Погодите, – сказал он, совершенно не собираясь спорить. – Но как же французские гувернёры могут быть итальянскими бунтарями?

– Франция и Италия – это ж рядом, – ответил Шмелин. – Культурный обмен, так сказать.

– Англия тоже рядом, – заметил Ржевский, сам не зная, для чего, ведь он совсем не собирался спорить. – Значит, якобиты и якобинцы – один чёрт?

– Нет, братец, – сказал Шмелин. – Якобиты – бунтовщики иного рода.

– Якобиты – они за монархию, – пояснил генерал, – но не за ту, которая ныне в Англии правит, а за другую.

– Это как? – не понял поручик. – Монархия – государственный строй с монархом во главе. Как она может быть другая?

Генерал небрежно махнул рукой:

– Да я не о том. Якобиты сродни нашим смутьянам с Сенатской. Наши смутьяны хотели свергнуть государя Николая Павловича, а на его место посадить другого монарха. Вот и якобиты хотят одну династию свергнуть, другую утвердить.

Ржевский вспомнил свой разговор с бунтовщиком Никодимовым:

– А я полагал, что наши заговорщики хотели отдать власть не новому монарху, а нескольким диктаторам.

– Не совсем, – сказал генерал. – Поначалу – диктаторам, а после, если будет на то воля народа, устроить конституционную монархию.

– Либо республику, – добавил Шмелин. – За республику они тоже выступали.

– Погодите, – поручик уже совсем запутался. – Так они, которые наши смутьяны, всё же якобиты или якобинцы?

– Якобинцы, – сказал Шмелин.

– Якобиты, – сказал генерал, но тут же исправился. – Тьфу ты чёрт! Совсем запутал! Якобинцы.

– А зачем тогда сравнение с якобитами? – продолжал недоумевать Ржевский.

– Да затем, что ты спросил! – недовольно ответил генерал.

– Но ведь это только якобиты – монархисты, – возразил Ржевский, – а якобинцы – за республику, и коль скоро наши смутьяны допускали конституционную монархию, то… – Поручик в самом деле не собирался спорить. Ему было просто непонятно.

– То что? – раздражённо перебил генерал.

– Странно получается, – сказал Ржевский, будто не видя собирающуюся грозу. И он совершенно не собирался спорить. Всё как-то само вышло. – Странно получается, – повторил он, – французские гувернёры воспитывают якобинцев, а вырастают якобиты. Вот вы говорили, что гувернёры кормят дворянских детей революционными идеями. Видать, недокармливают.

– Якобиты – это чисто английское явление, – заметил Шмелин. – Они не монархисты в широком смысле слова. Якобиты выступают за то, чтоб на английский престол взошли прямые потомки короля Якова Второго.

Ветвисторогов посмотрел на Ржевского разочарованно:

– Эх, братец! Да ты, как я погляжу, дур…

Он не успел договорить, потому что открылась дверь, вошёл лакей и доложил:

– Простите, барин, но к вам господин Тайницкий. Я сказал, что вы обедаете, но господин Тайницкий очень требуют принять. Говорят, что дело срочное.

«Тайницкий? Что за птица? – поначалу не понял Ржевский, но почти сразу вспомнил: – Это же тот чиновник из Петербурга. С секретным предписанием».

Генерал поднялся из-за стола и обратился к гостям:

– Что ж, прошу простить, господа. Заканчивайте обед без меня.

Но лакей вдруг добавил:

– Господин Тайницкий господина Шмелина тоже требуют. Когда узнали, что вы обедаете с господином Шмелиным, то сказали, что вы оба нужны по важному делу.

Шмелин тоже поднялся на ноги, одёргивая мундир, а Ветвисторогов воззрился на Ржевского.

Поручик, которого чуть не обозвали дураком, уже готовился услышать предложение покинуть дом, но у генерала в последний момент чувство гостеприимства взяло верх над раздражением.

– Ну, раз такое дело, тогда мы с господином Шмелиным пойдём, – сказал поручику Ветвисторогов, – а вас, пока мы не вернёмся, пускай моя супруга развлекает. – Генерал обратился к лакею: – Скажите Зое Павловне, чтоб оставила свою мигрень и шла сюда. Тут гость один скучает. Правила требуют её присутствия. Пускай покажет гостю мою коллекцию оружия. Так и время быстрее пройдёт.

Когда все удалились, Ржевский готов был упасть на колени и благодарить Фортуну, которая так чудесно всё устроила. Зоя Павловна будет его развлекать! Потому что сам муж ей велел!

Богиня Фортуна, должно быть, вся взмокла, пока проворачивала такую трудную комбинацию, поэтому поручик произнёс страстным шёпотом: «Фортунушка, как же ты расстаралась, милая! Лучшего исхода и представить невозможно. А теперь отдохни, лапушка. Дальше я сам».

* * *

Зоя Павловна не вошла, а, можно сказать, вплыла в столовую лебяжьей походкой. Увидев Ржевского, одиноко сидящего за столом и поедающего жареного зайца, поданного на второе, томно вздохнула.

– Ах, поручик, как вы непослушны! Я ведь велела во всём соглашаться с моим мужем. А вы что сделали? Почти вывели его из терпения. Вас могли выставить вон, и тогда не досталось бы вам десерта.

Ржевский, пока она говорила,