Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Погоди.
– А чего годить? Раз нападение, значит, нужна полиция. И кто на девчонку напал?
В это время распахнулось второе окно, и на улицу выглянул Варин отец.
– Я вот думаю, не инопланетяне ли мою Варьку чувств лишили? Как считаете? Могли? В иностранной прессе сплошь и рядом такие истории встречаются. И мужчин, и женщин эти зеленые гады в своих научных целях похищают. А у вас и круги на полях нынче ночью образовались, и Варю мою кто-то чувств лишил. Слышь, доча, тебя серые гуманоиды на свою Альфу-Центавру возили?
Варя не ответила.
– Чего молчишь? – обиделся папаша. – Отвечай, когда тебя отец спрашивает!
– Я не помню, папа.
– Не помнит она. Когда не надо, так все помнит. А как надо, так она и не помнит ничегошеньки. Одно слово, дурища!
Варя от комментариев благоразумно воздержалась. Остальные тоже. Все уже поняли, что Варин отец тот еще персонаж, заговорит любого насмерть, дай только ему волю.
– Поискать бы надо, – сказал дядя Федор, когда Саша вернулся в комнату.
– Кого? Нападавшего?
– Его следы.
Стали искать следы. Искали по всему дому. И результатом стала еще одна страшная находка, сделать которую выпало на долю дяде Федору.
Если все другие отнеслись к поискам, так сказать, с прохладцей, не столько искали, сколько чесали языками обо всем том удивительном, что случилось в Васильках за последние дни, то дядя Федор искал настойчиво. Он словно бы знал, что должен найти.
И это подметил Варин отец:
– Ты так ищешь, что того и гляди найдешь. Чего ищешь-то хоть? Нам скажи!
Но дядя Федор лишь отмахнулся и продолжил свои поиски. Создавалось устойчивое ощущение, что у мужчины есть какая-то конкретная цель.
И наконец он воскликнул:
– Есть! Помогите!
Голос дяди Федора звучал сдавленно, что было неудивительно, ведь шел он из погреба, куда мужчина спустился в одиночку.
– Нашел! – взывал к своим друзьям дядя Федор. – Идите все сюда! Ой, горе! Ой, беда! Кажись, и не дышит уже!
Последняя фраза заставила всех пошевеливаться. Саша оказался у двери в погреб первым. И вначале ему не удалось разглядеть ничего, кроме самого дяди Федора, загораживающего обзор. Но потом дядя Федор посторонился, и молодой человек увидел, что в погребе на полу лежит чье-то тело. Тело было женским.
– Это кто там?
– Не видишь, что ли? Мальвинка моя! Убилась, кажись!
Сашу кинуло в пот. Так кинуло, что даже нос вспотел. Никогда прежде с ним такого не случалось.
Голос у него дрожал:
– Дядя Федор… Уверен?
– Проверь сам, коли мне не веришь.
Мужик выбрался по приставной лесенке из подпола, а Саша туда спустился.
– Ну, точно. Это ваша жена.
– Сам вижу! Ты пульс у ней пощупай! Я бы сам, да руки трясутся. Не пойму ничего.
Саша попробовал, но у него тоже ничего не получилось. И не потому, что руки тряслись, а потому, что пульс упорно не прощупывался.
– Зеркальце дайте.
– А маникюр тебе не сделать?! – обозлился на него дядя Федор. – Тоже нашел время красоту наводить! Там Мальвинка, может, богу душу отдает, а он о красоте думает!
– Зеркальце мне нужно, чтобы проверить, дышит ли она.
– А-а-а… Это сейчас. Это я мигом!
Сначала дядя Федор, который слегка помешался от свалившегося на него горя и потому плохо соображал, приволок ему настенное зеркало в металлической раме, которое никаким боком не проходило через узкий лаз.
– Дядя Федор, другое надо! – в отчаянии закричал Саша. – Поменьше.
– Сейчас! Мигом!
Но мигом не получилось. Нужного размера зеркальце никак не находилось. Так что Саша, пока ждал, имел возможность осмотреться в том месте, где оказался. Смотреть на тело Мальвины он избегал и поэтому шарил глазами по сторонам, благо под потолком имелась электрическая лампочка. Погреб бабки Глаши так же, как и все хозяйство, содержался в абсолютном порядке. Аккуратно выбеленный, с рядами полочек, он был больше похож на огромный холодильник, в котором помимо любезных каждой хозяйке домашних заготовок – солений в огромных бочках, банках и бутылках – еще хранились и те самые продукты, которые прибывали к бабе Глаше из школьной столовой.
– Вот он где творожок и маслице.
Было ясно, что Мальвина не обманывала, когда говорила, что бизнес у них с бабой Глашей был отлажен до мелочей. Тут же стояли и яйца, которые бабка не успела продать, выдав за экологически чистые, от деревенских курочек. На каждом яйце стоял штамп, но что с того? При желании, а оно у бабы Глаши было, штамп птицефабрики можно было легко отмыть простой теплой водой. После такой процедуры яйца хранятся хуже, но никто и не ожидает от деревенской продукции долгого срока хранения. Напротив, всем известно, чем быстрей портятся сыр или масло, тем они качественнее, тем меньше в продукты добавили всякого рода консервантов.
Наконец зеркальце нашлось. Это было автомобильное зеркало. Новое и еще в упаковке. Откуда бы ему тут взяться? Зеркало было такое навороченное, что было совершенно непонятно, как оно здесь появилось. У бабы Глаши и машины-то не было. Весь товар они тащили с Сережей на рынок на своем горбу. Откуда тогда в доме появилось зеркало?
Но этот вопрос мелькнул в голове у Саши и пропал. Юноша полностью сосредоточился на другой задаче – стараясь не дышать сам, он пытался поймать дыхание Мальвины. Пытался, но так и не сумел.
– Нет, не дышит, – крикнул он.
– Так я сразу сказал, не дышит она! – осерчал дядя Федор. – И чего было эту кутерьму с зеркалом разводить?! И что теперь делать? Надо ее наружу тащить!
– Ни в коем случае!
– Чего? В погребе у старухи так и оставим? Пущай тут валяется моя покойница?
– До приезда полиции – да.
– А полиция тут с какой стати? – удивился дядя Федор. – Ясно же, что Мальвинка убилась, когда с лестницы упала. Несчастный случай. Небось свет не нашла, где включить, да так в потемках в погреб и полезла. Лестница там такая, что я и при свете едва не навернулся. Немудрено, что Мальвинка сорвалась.
– Но что ее туда потянуло?
– Знаю что, – угрюмо произнес вдовец. – Неспроста она намедни все твердила, что не для того продукты к бабке сумками таскала, чтобы ими другие воспользовались. Вот и надумала за ними в ночи слазить. Знала, что старуха сыр да мясо в подвале держит, вот и полезла за ними.
Небось Мальвиной двигал в первую очередь страх, что украденные из школьной столовой деликатесы найдут и заинтересуются, каким образом продукты, промаркированные штампом «для школьного питания», вдруг оказались в доме бабы Глаши. Что же, этот страх перед разоблачением можно было понять.