мной как с рабом, то не получите ни меня, ни моих денег». Взрыв ярости Вильгельма удалил архиепископа от двора, и Ансельм решился наконец покинуть Англию, но его пример не пропал даром, и к концу царствования Вильгельма в Англии появился новый дух свободы, с которым пришлось считаться величайшему из сыновей Завоевателя.

Как воин, король Вильгельм Рыжий мало уступал отцу. Нормандия была заложена ему его братом Робертом за сумму, давшую возможность герцогу отправиться в крестовый поход для освобождения Святой земли, а бунт в Лемансе был усмирен. Получив известие о нем, Вильгельм бросился в первую попавшуюся лодку и переплыл канал в бурную погоду. «Короли никогда не тонут», презрительно ответил он на предостережения своих спутников. Поход к Форту принудил Малкольма к покорности, а последовавшая вслед за тем его смерть повергла Шотландию в анархию, позволившую английской армии посадить на престол сына Маргариты Эдгара в качестве вассала Англии. Не так успешны были дела Вильгельма в Уэльсе; страшные потери, понесенные нормандской конницей в твердынях Снодона, заставили его вернуться к более мягкой и благоразумной политике Завоевателя. Победы и неудачи получили странную трагическую развязку: король Вильгельм Рыжий был найден крестьянами на пролеске Нового леса со стрелой в груди; кому принадлежала эта стрела — охотнику или убийце — так и осталось неизвестным.

В это время Роберт возвращался из Палестины, где его храбрость отчасти загладила его прежнюю негативную репутацию, и английская корона, несмотря на протесты баронов, высказывавшихся за герцога Нормандского и за соединение Нормандии и Англии под одним правлением, была захвачена младшим братом Роберта Генрихом. Такое положение заставило Генриха по примеру Вильгельма Рыжего искать себе опору в народе, и две важные меры, принятые им после коронации, — дарование хартии и брак с Матильдой, — указали на новые отношения, установившиеся между королем и народом. Хартия Генриха важна не только как прямой прецедент Великой хартии Иоанна, но и как первое ограничение деспотизма, установленного завоеванием. Эта хартия прямо отменяла «злые обычаи», пользуясь которыми король Вильгельм Рыжий порабощал и грабил церковь; неограниченные поборы, взимавшиеся Завоевателем и его сыном с имений баронов, были заменены определенными налогами; не были забыты и права народа, правда, указанные несколько расплывчато. Бароны обязывались не отказывать в суде своим вассалам и уничтожить, в свою очередь, непомерные поборы с них; король же обещал восстановить порядок и «закон Эдуарда», старую Конституцию королевства, с изменениями, введенными Вильгельмом Завоевателем.

Брак короля придал этим обещаниям значение, понятное всякому английскому крестьянину. Эдифь, или Матильда, была дочерью шотландского короля Малкольма и Маргариты, сестры Эдгара Этелинга. Она была воспитана в Ромсейском монастыре, в котором настоятельницей была ее тетка Христина, и данный ею обет монашества препятствовал ее браку с королем, но это препятствие было устранено мудростью Ансельма. Возвращение архиепископа было одним из первых актов Генриха; перед архиепископским судом появилась Матильда и в горячих выражениях поведала свою историю. Она утверждала, что была пострижена в монахини в детстве для спасения от оскорблений со стороны грубой солдатни, опустошавшей страну, что она несколько раз сбрасывала покрывало и уступила, наконец, лишь брани и побоям своей тетки. «В ее присутствии, — говорила девушка, — я носила клобук, дрожа от негодования и горя, но как только я уходила с ее глаз, я срывала его со своей головы, бросала наземь и топтала ногами. Вот каким образом я стала монахиней».

Ансельм тотчас же освободил Матильду от ее монашеских обетов, и радостные крики народа, когда он возложил на ее голову корону, заглушили ропот светских и духовных сановников. Насмешки нормандского дворянства, прозвавшего короля и его супругу «Годриком и Годрифу», потонули в радости всего народа. В первый раз со времени завоевания страны на английском престоле сидела английская государыня. Кровь Кердика и Альфреда должна была слиться с кровью Рольва и Завоевателя. С тех пор стало невозможно сохранять обособленность обоих народов. Их слияние произошло так быстро, что через полстолетия исчезло самое имя нормандцев, и при вступлении на престол внука Генриха уже невозможно было отличить потомков завоевателей от потомков побежденных при Сенлаке.

Трудно, однако, проследить этот процесс слияния двух племен в одно по отношению к населению городов.

Одним из непосредственных результатов завоевания было переселение массы народа с материка в Англию. За вторжением нормандских солдат тотчас последовало нашествие промышленников и торговцев из Нормандии. Каждый нормандский дворянин, становившийся английским помещиком, каждый нормандский аббат, вступавший в английский монастырь, собирал вокруг своих новых замка или церкви французских ремесленников и слуг. Например, вокруг аббатства Битвы, воздвигнутого Вильгельмом на месте его великой победы, смешивались с английским населением «Жильберт Чужестранец, Жильберт Ткач, Бенет Управляющий, Хью Секретарь, Болдуин Портной». Особенно заметно это было в столице. Еще задолго до Завоевателя нормандцы имели в Лондоне торговые поселения, которые были, разумеется, не более чем факториями. С подчинением Лондона Завоевателю «многие из граждан Руана и Кана переехали туда, предпочитая жить в этом городе, так как он был гораздо удобнее для их торговли и в нем было больше товаров, которыми они привыкли торговать».

В некоторых случаях, как, например, в Норвиче, французская колония вообще составляла отдельный город рядом с английским, но в Лондоне она, кажется, сразу же стала представлять господствующий класс населения. Жильберт Бекет, отец знаменитого архиепископа, был, как полагают, одним из портовых старшин Лондона, предшественников его мэров; во дни Стефана он был в городе владельцем нескольких домов, и воспоминание о его общественном значении сохранилось в форме ежегодного посещения всяким вновь избранным городским головой его могилы в часовенке, построенной им на кладбище святого Павла. И, однако, Жильберт был одним из нормандцев, прибывших вслед за Завоевателем; он был родом из Руана, а его жена происходила из купеческой семьи из Кана.

Частью вследствие этой примеси иностранной крови, частью же, без сомнения, благодаря продолжительности мира и порядка, обеспеченных нормандским правлением, английские города достигли богатства и значения, которыми пользовались в царствование Генриха I. Эти города прокладывали путь к постепенному возвышению английского народа. Пренебрегаемые и презираемые духовенством и дворянством, горожане хранили или вновь приобретали древнетевтонскую свободу. Ремесленники и лавочники пронесли сквозь эпоху деспотизма права самоуправления, свободы слова и собраний, суда равных. На спокойных улицах со странными названиями, на городском лугу и рыночной площади, на господской мельнице у реки, при звуках городского колокола, собиравшего граждан на сходку, в купеческих гильдиях, церковных братствах и ремесленных цехах сосредоточивалась жизнь англичан, которые больше, чем рыцари и бароны, содействовали созданию современной Англии, — их жизнь, и домашняя, и промышленная, их непрерывная и упорная борьба с угнетением, борьба