– Будь осторожен в пути, – проговорил Гедеон. – Поезжай через Нижний, а то не ровен час… Знаешь ведь, как неспокойно!

– Слушай его, – очень серьезно сказала Анюта. – Лучше заболеть, чем погибнуть.

Артемьеву страшно не хотелось тащиться в такой долгий объезд, однако он чувствовал, что брат и сестра предупреждают не просто так.

Уже в Нижнем Новгороде Артемьев узнал, что железная дорога Арзамас – Москва перерезана антоновцами. Если бы он не послушал Гедеона и Анюту, в самом деле погиб бы. А так просто слег в Нижнем со страшным обострением язвы.

Осталось добавить еще, что мощи Саровского Святого под стеклом пролежали недолго. Весной и летом 1921 года ВЦИК и СНК стали получать десятки коллективных писем и заявлений от крестьян Поволжья, требовавших прекратить глумление над святыми останками преподобного старца, которые по указанию властей держали без покровов, под стеклом, для всеобщего обозрения. Например, жители села Федотова Ардатовского уезда уверяли: страшная засуха (впоследствии вызвавшая голод в Поволжье) произошла оттого, что святые мощи ежедневно подвергаются поруганию. В результате 16 августа 1921 года темниковские власти были вынуждены мощи закрыть: привести их в прежний благопристойный вид.

Артемьев надеялся, что в душах этих самых «властей» еще пылал тот ужас, который он, он сам вселил в них, – тем более что антоновское восстание в то время набирало полную силу.

Линия фронта, 1941 год

Черное небо без звезд, тьма без городских огней, слабый сиреневый свет редких светофоров на путях – такой запомнил Ромашов Москву в ту последнюю ночь, когда подразделения 2-й дивизии народного ополчения покидали столицу.

К вечеру следующего дня эшелон медленно подошел к какой-то станции. Только что закончился налет немецкой авиации. На путях торчали остатки разбомбленных эшелонов, пути были разворочены. Пахло гарью, клубился дым. Солдаты, сопровождавшие ополченцев, затаскивали на крыши вагонов спаренные зенитные пулеметы. Нескоро тронулись в путь. Еще какая-то станция, и другая, третья… Опять долгая остановка. Все пути заняты эшелонами. Войска, танки, пушки, полевые кухни, автобусы с большими красными крестами. А вот длинный сборный состав медленно продвигается навстречу, по соседнему пути, на восток. Открытые платформы. На них стоят густо смазанные коричневым солидолом токарные и фрезерные станки, кузнечные молоты. Эвакуация заводов и фабрик!

А это что такое? Медленно приближаются три зеленых тюремных вагона. У окон с железными решетками сгрудились серо-зеленые мундиры. Пленные гитлеровцы! Разглядывают в упор ополченцев, а те – их. Краснощекие, упитанные пленники недобро усмехались, глядя на странную, разношерстную публику, мало похожую на солдат…

В первые дни войны в Ставке Верховного Главнокомандования предполагалось создать две-три армии ополченцев для непосредственной обороны столицы. В течение двух месяцев обучаясь военному делу, они должны были также участвовать и в строительстве оборонительных рубежей вокруг Москвы.

Сначала в ряды ополченцев записывались охотно, повинуясь патриотическому долгу. Интеллигенцию вели вдохновенные воспоминания о знаменитом ополчении Козьмы Минина, некогда спасшем Россию, и о формированиях 1812 года, совместно с регулярной армией успешно гнавших французов. Да и вообще население страны находилось под сильным влиянием безответственной предвоенной пропаганды, смысл которой состоял в том, что СССР шапками закидает любого врага, будет бить его малой кровью и на чужой территории. Никто и представить себе не мог, как повернутся события. Рабочие Москвы и Подмосковья, эти вчерашние крестьяне, жившие очень небогато, даже обрадовались возможности пойти в ополчение на казенный счет и обеспечив семьям кое-какие льготы. В райвоенкоматах им разъясняли, что воевать ополченцы вообще не будут. Им придется заниматься строительством оборонительных рубежей, охраной военных объектов, ловлей диверсантов (это казалось особенно заманчивым, интересным, почетным). Ополченцы были убеждены, что данное обещание гарантированно освобождает их от призыва в действующую армию.

Однако реальность развеяла вольные или невольные иллюзии. Очень скоро дивизии ополчения были официально включены в состав кадровых войск Красной армии, что означало суровую необходимость вступать в бои вместе с регулярными подразделениями.

Именно в это время Ромашов и такие «запозднившиеся» призывники и попали в ополчение. Им отчасти повезло: теперь, приписанные к регулярным частям (2-я дивизия вошла в состав 19-й армии), они получали настоящее оружие и обмундирование. «Ветераны» рассказывали новичкам о том, что сначала для ополченцев использовались оружие и имущество добровольных оборонных организаций вроде Осоавиахима[42], то, что имелось у охраны различных предприятий и наркоматов, учебное оружие военных кабинетов школ, вузов и техникумов. Порою это были поистине музейные редкости. Одна из артиллерийских баз, находившаяся на станции Лосиноостровская Ярославской железной дороги, снабжала оружием двенадцать дивизий народного ополчения. База располагала немалым запасом иностранного стрелкового оружия, которое было захвачено в годы Мировой войны, во время борьбы с интервенцией и басмачеством, в ходе военных конфликтов на озере Хасан и в районе реки Халхин-Гол, в процессе действий Красной армии по воссоединению Западной Украины и Западной Белоруссии, присоединения Бессарабии и Северной Буковины в 1939 году, а также во время советско-финляндской войны. «Антикварные» винтовки Маузера и Манлихера были отнюдь не редкостью в руках ополченцев!

Многие «ветераны» до сих пор носили старое обмундирование и поношенную обувь. А кое-кому достались гимнастерки и пилотки темно-серого, почти черного цвета, такого же цвета бриджи, черные обмотки и башмаки. Поговаривали, что это добро сохранилось еще со времен царской армии.

Новобранцы же получали стандартное обмундирование и винтовки Токарева. Однако, как и прежде, времени на обучение ополченцев не хватало, так что им приходилось почти без подготовки вступать в бои, неся при этом серьезные потери. И, несмотря на мужество, стойкость и самоотверженность, им очень недоставало элементарных военных навыков. Новоиспеченные дивизии были заведомо обречены на значительно большие потери, чем кадровые части. Выбирать командованию не приходилось: в бой отправляли всех, кто оказывался под рукой.

К тому времени, как 2-я дивизия народного ополчения в составе 19-й армии прибыла к линии фронта, фашисты заняли долину реки Вержи, железнодорожную станцию Дорогобуж и город Сафоново. Требовалось задержать противника на этом рубеже хотя бы до утра 9 октября, чтобы успеть отойти на реку Вязьму и занять там оборону. Однако корпуса 3-й и 4-й танковых армий врага охватили Вязьму с севера и северо-востока, плотно закрыв все пути из этого района на северо-восток, на восток и юго-восток. Таким образом, 19-я армия не могла прорвать плотное кольцо окружавших ее неприятельских войск. Авангардные колонны армии, а потом и ее главные силы наткнулись на сильное сопротивление неприятеля, понесли большие потери, и колонны распались. Соединения и части 19-й армии вели безуспешные бои, пытаясь прорвать кольцо окружения и вырваться в сторону Гжатска. Их действия с запада прикрывала 2-я дивизия народного ополчения.