Вола вздрогнула, и Питер снова испуганно затаил дыхание, но она только наклонилась и потрогала девочкино ожерелье из жёлтых пластмассовых бусин.

Потом она показала на часы над библиотекарским столом. На часах было почти одиннадцать.

— Сейчас у меня есть важное дело, но через полчаса я вернусь — и если ты ещё будешь тут, мы с тобой разберёмся, как научить его танцевать.

* * *

Когда, забрав рюкзак из-за сиденья трактора, они переходили на другую сторону улицы, автобус уже стоял на станции в ожидании пассажиров. Вола отправилась в кассу за билетом, а Питер — к группе людей, ожидавших посадки. По спине пробежал ток — это было то же волнение, которое охватывало его всякий раз, когда арбитр выкрикивал: «Мяч в игру!»

Вола вручила Питеру билет. На его ладони билет казался слишком маленьким — особенно в сравнении с той силой, которой обладал.

— Я доберусь, и я его найду. Спасибо вам.

Двери автобуса открылись, Вола заглянула внутрь и сурово нацелила палец на водителя:

— Роберт, этот мальчик мне родня. Он гостил у меня, а теперь едет домой. Смотри, довези его целым и невредимым.

Она отошла от дверей. В автобус, нетвёрдо ставя ноги на ступеньки, поднялась пожилая дама, за ней её спутник. Питер поправил рюкзак, поудобнее перехватил костыли и шагнул к дверям. Потом обернулся:

— Я вам родня?

— Уж в чём-чём, а в этом можешь не сомневаться. Давай, забирайся.

Ступеньки были высокие, но Питер с лёгкостью их преодолел. Он сел на переднее сиденье и через замызганное окно показал Воле два больших пальца. Теперь он сильный. Теперь он готов ко всему. Но, когда дверь автобуса с шипением закрылась, Питер вцепился в подлокотники. Он представил, как у него сожмётся сердце, когда фигурка Волы будет становиться всё меньше и меньше.

Мотор заурчал, и Вола жестом показала Питеру, чтобы он отодвинул стекло.

— Мальчик! — позвала она, когда автобус начал отползать от бордюра. — Дверь на веранде будет открыта!

Пакс рыл.

С тех пор как они с Иглой отвели Мелкого вверх по склону ущелья, они по очереди его охраняли — такой у них был уговор. Они будут оберегать его, станут его сильными задними ногами, его чуткими ушами. Мелкий был в надёжном месте — он спокойно спал в заброшенной сурочьей норе, которую Игла для него расширила. И всё же Паксу было тревожно. Что-то приближалось. Он нёс свою вахту перед норой и рыл. Подушечки его лап огрубели и больше не кровоточили.

Вернувшись с охоты, Игла положила перед ним бурундука. Но Пакс отвернулся, хотя не ел с того самого момента, как две ночи назад попробовал сыр. Он не станет отнимать еду у Иглы и Мелкого.

Игла прикопала бурундука и растянулась перед норой — настало её дежурство.

Пакс снова метался туда-сюда по поляне. Место было хорошее: хотя и недалеко от лагеря, но выше его, достаточно высоко для того, чтобы не бояться взрывов у реки. Можжевеловые кусты, окружавшие поляну, послужат хорошим укрытием — и, что ещё важнее, помогут скрыть лисий запах. Неподалёку в скальной расщелине был родник с чистой водой, а трава кишела мелкой дичью.

Но всё же что-то было не так. Что-то приближалось.

Пакс в несколько прыжков взлетел между деревьями на гребень холма над лагерем.

После встречи с отцом своего мальчика он опасался предпринимать новый набег на палатку с едой. Но в то же время его теперь ещё сильнее тянуло к лагерю. То движение человека — тот взмах ногой в сторону выхода, одновременно снисходительный и угрожающий, — напомнил Паксу, что он должен защищать своего мальчика. А если отец мальчика живёт в лагере, то и сам мальчик рано или поздно туда придёт.

Время было послеобеденное. Пакс наблюдал, как больные войной рассредоточиваются вдоль берега, разматывают новые и новые провода, копают новые и новые ямы и зарывают в них под жарким солнцем новые и новые тёмные ящики. Пахло потом и угрозой.

Однако та угроза, которая тревожила сейчас Пакса, была опаснее и ближе. И проще. Он помчался назад и снова стал носиться по поляне.

Увидев, как Мелкий, щурясь, вылезает из норы, Пакс поспешил его осмотреть. Кровь из раны не сочилась, запах был чистый. Едой, которую выкопала для него Игла, Мелкий не заинтересовался. Пакс понял, что маленький лис хочет пить.

Я отведу его к роднику.

Игла не пошла за ними, но села и следила очень внимательно.

Когда они вернулись, Мелкий скатился назад в нору. Пакс устроился перед входом — сурочья нора казалась слишком большой, слишком открытой, и ему было спокойнее, когда он охранял вход, — но Игла позвала его.

Идём со мной. Смотри.

Она ступила в траву, осторожно и беззвучно поднимая и опуская лапы, её голова была низко опущена, почти прижата к земле. Пакс так же бесшумно следовал за ней. В середине поляны Игла застыла, вытянув уши вперёд, и, оглянувшись, бросила короткий взгляд на Пакса.

И Пакс услышал. Легчайший бег под переплетениями сухой травы, устилавшей землю. Игла следила за этим бéгом так, словно видела его. Потом пружиной взлетела в воздух, спикировала вниз, вытянув лапы над носом, и тут же вынырнула из травы с мышью в зубах.

Она расправилась с ней в два укуса и зигзагом пересекла поляну в обратном направлении, продолжая поиски. Села, наклонила голову влево.

Теперь ты.

Пакс вслушивался, пока не убедился, что уловил этот же суетливый шорох. Подпрыгнуть высоко — лапы над носом, — нырнуть в траву, как Игла… Он больно приземлился. Никакой мыши. Он отвернулся, чтобы почиститься.

Игла пошла прочь. Он понуро поплёлся за ней, но тут она опять навострила уши, заметив слабое движение. И снова отступила в сторону.

Пакс снова попытался прыгнуть. Ничего.

Пакс счищал грязь со щёк. Игла смотрела.

Иди за мной.

Пакс следовал за ней, пока она не замерла на месте и не присела. Перед ними среди густой травы в земле зияла дырка. Тёплая, со свежим густым мышьим запахом. Много мышей. Игла велела ему оставаться на месте. Не двигайся. Наблюдай. А сама поползла вперёд.

Перед ямой она припала к земле и положила голову на лапы. Прикрыла глаза — они превратились в щёлочки, — и всё её тело расслабилось, словно в глубоком сне.

Пакс удивился — он думал, она собирается учить его охотиться. Он встал. Игла кончиком своего опалённого хвоста подала ему знак. Ни с места. Пакс снова затаился.

Секунды тянулись долго, ничего не происходило. Потом Пакс уловил у выхода из норки еле-еле заметное шевеление. Крохотный дрожащий нос втянул в себя воздух и исчез. Ещё одно долгое мгновение — и мышь появилась снова. Движения её были легки и осторожны, Пакс понимал: миг — и она скроется в своей норке. Игла не шелохнулась, только слабо дрогнуло веко, когда она бросила на Пакса предостерегающий взгляд.