— Вы давно встали? — с облегчением спросил я и начал умываться.

— Четверть часа назад, — ответил Финбоу. — Моя способность бодрствовать ночью сравнима лишь с моей способностью спать по утрам, — нравоучительным тоном прибавил он.

Я повернулся к нему:

— Рад, что вы оказались правы насчет Филиппа и Тони. Как вы догадались?

— Я уже говорил вам вчера, — напомнил Финбоу. — Тоня мудрая женщина.

— Что это значит?

— Мне приходилось слышать разные определения, — ответил Финбоу, — большинство из которых довольно глупы. Лично я назвал бы мудрой женщину, освоившую одну науку…

— А именно? — спросил я.

— Как использовать свой запах. Если она в совершенстве владеет этой наукой, значит, ей известно почти все. Ночью, когда мы вошли в эту комнату, вы, вне всякого сомнения, заметили, что Тоня непревзойденный мастер.

— Я не почувствовал никакого запаха, — смущенно пробормотал я.

— Именно это я имел в виду, — сказал Финбоу.

— Они были здесь?

— Разумеется, здесь, — спокойно ответил Финбоу. — Пока мы обыскивали дом, они сидели в этой комнате и смеялись над нами. Взгляните на мой план бунгало. Когда мы пришли, кухня была пуста; в гостиной их тоже не было, потому что мы прошли прямо туда. Они не могли прятаться в комнате Филиппа, поскольку в нее нельзя попасть из коридора — во время поисков мы обязательно обнаружили бы их. Поэтому все время, пока мы беседовали в гостиной и обыскивали дом, они могли быть либо снаружи, на холоде, что глупо, либо в нашей комнате. А потом, когда все мы удалились на безопасное расстояние к двери Уильяма, они прокрались через гостиную в комнату Филиппа.

— Что они хотели? — спросил я, невольно рассмеявшись.

— Должно быть, Филипп с Тоней весь день искали возможности побыть наедине. — Финбоу усмехнулся. — И я подозреваю, что другая парочка, Биррел и миссис Тафтс, им все время мешала. Поэтому, обнаружив, что мы не вернулись с последним поездом, они, по всей видимости, решили, что мы переночуем в Лондоне, и Тоне пришла в голову мысль устроить свидание в нашей комнате.

— Почему в нашей? — удивился я. — Почему им не пойти в спальню Филиппа?

— Потому что у нас единственная комната в доме, в которой можно шуметь, не опасаясь быть услышанным. Тоня умная молодая женщина. Она не хотела, чтобы то, о чем они говорили друг другу, стало известно кому-либо еще из вашей компании.

— Обычно, — возразил я, — ей нравится проявлять нежные чувства на публике.

— В этом-то и дело, Йен, — заметил Финбоу. — Они не занимались любовью — по крайней мере не все время. Мне представляется, что они признались друг другу в чем-то серьезном. И еще: знай я, что это за признания, мне было бы легче разобраться в деле Роджера. Во всяком случае, произошло следующее: Филипп с Тоней, желая уединиться, отправились в нашу комнату, когда все остальные заснули, причем Тоня постаралась не оставить следов. Как я уже говорил, она молодая, но мудрая женщина и знает главное правило, касающееся запаха. А именно: запах важнее одежды. И второе: возлюбленный должен унести с собой ее запах, дабы помнить о ней. И третье: бывает, что слишком сильный запах может стать гибельным для возлюбленного, если этот запах напомнит о ней другим людям. Тоня понимала, что если, войдя сюда, мы почувствуем ее запах, у нас возникнут подозрения, причем недалекие от истины. Вот почему она искупалась и постаралась избавиться от запаха, насколько это возможно.

— И вы обо всем догадались?

Я не мог скрыть восхищения.

— Мне и раньше приходилось встречать таких женщин, как Тоня, — улыбнулся Финбоу. — Они достаточно умны, чтобы вызывать интерес. В данном случае ей просто не повезло. Она упустила из виду, что мы можем вернуться на машине.

— Довольно глупо с ее стороны, — заметил я.

— Мы сказали, что скорее всего приедем последним поездом, и у Тони не было никаких оснований предполагать, что мы все равно вернемся, даже пропустив его. И вообще она могла сознательно пойти на риск, — предположил Финбоу.

— Да, — согласился я, — но почему Тоня с Филиппом не вышли, пока мы беседовали в гостиной? Они же понимали, что рано или поздно мы отправимся спать — и ловушка захлопнется.

— Ответ на этот вопрос пусть вам подскажет воображение, — усмехнулся Финбоу. — Вы никогда не были влюблены? Молодые люди видят в нас парочку выживших из ума стариков, которым нравится смотреть на забавы молодых.

Я рассмеялся. Думаю, в моем возрасте уже не стыдно признаться — я до сих пор верю, что условности созданы для того, чтобы их нарушать. За исключением хороших манер и честности по отношению к друзьям, без которых любой отказ от традиций превращается просто в грубую и грязную карикатуру достойной жизни. В других, не таких печальных обстоятельствах мне действительно было бы приятно наблюдать за любовными играми Тони и Филиппа, но теперь я чувствовал какую-то неловкость.

— А почему Эвис не заметила, что Тони нет в комнате? — спросил я. — Ведь тогда она осталась бы в спальне.

— Должно быть, Эвис вышла первой, — сказал Финбоу. — Наверное, Тоня ждала, пока она заснет. Думаю, Филипп уже какое-то время сидел в нашей комнате. А когда Эвис встала и выскользнула из спальни, Тоня воспользовалась удобным случаем.

— Она должна была понимать, что Эвис вскоре вернется и обнаружит ее отсутствие, — возразил я.

— Ее это не пугало, — ответил Финбоу. — Она могла угрожать Эвис: если та скажет хоть слово, ей не поздоровится.

— Думаете, Тоня способна на шантаж?

Я был немного шокирован.

— Нисколько не сомневаюсь. Более того. Тоня ненавидит Эвис и с удовольствием растоптала бы ее.

Я молча причесался. Потом спросил:

— Полагаете, она действительно ненавидит Эвис?

— Если точнее, презирает, — ответил Финбоу. — И это презрение взаимное. Такие разные — и такие привлекательные! — девушки просто не могут не раздражать друг друга. Если вы готовы, Йен, пойдемте завтракать. Мне нужно, чтобы сегодня все прояснилось, а времени осталось не слишком много. Пока я не разберусь в их взаимоотношениях, у меня ничего не выйдет.

Я принялся расправлять пиджак, нервируя Финбоу тщательностью своего туалета. Тем временем он продолжал:

— Разумеется, без возможности задавать прямые вопросы мне не очень легко узнать все необходимое. Хотя это лишь усложнило бы дело. Наши молодые люди слишком умны, чтобы выдать себя в ответ на милые нашему сердцу открытые, прямые вопросы вроде тех, с помощью которых следователи якобы должны разобраться в запутанных мотивах преступления. Профессионалу было бы гораздо труднее, чем мне.

— Хотите, чтобы я не мешал беседовать с ними? Наверное, вам лучше делать это одному, — предложил я.

— Глупости, — ответил Финбоу. — Когда вы рядом, им и в голову не придет мысль, что мной движет нечто большее, чем невинное любопытство. Вы играете роль дуэньи, рядом с которой они чувствуют себя в безопасности.