Я присела на кровать и подумала, что примыкающие спальни и картонные стены, — не самое удачное сочетание. Но, с другой стороны, мы ведь теперь брат и сестра. Нам нечего стесняться и нечего скрывать друг от друга.

Как ни уговаривали нас Маша, Молчанов и Олег, мы с Кириллом после душа рухнули спать — хотя бы на три часика. Но проспали, конечно, дольше. Проснулись, когда солнце светило в комнату с другой стороны. Неплотно задернутые шторы качались от сквозняка и распахивались на месте проема. Дверь в гостиную тоже была закрыта не полностью. Мы лежали практически на виду. Любой желающий мог подсмотреть, как мы спим. Эта мысль неожиданно согрела меня, растрогала и подарила ощущение семьи. Хорошо было лежать в доме людей, которые приняли тебя в круг друзей, доверились и посчитали своей.

До этого у меня был один дедушка, а сейчас я словно нашла свою семью — большую и дружную. Я любила их всех — Кирилла, Машу, Молчанова и даже Олега. Я принимала их заботу и хотела заботиться о них в ответ. Единственная проблема состояла в том, что я испытывала к Молчанову непозволительные для названной сестры чувства, но я верила, что они пройдут. Надо лишь немного потерпеть и постараться не совершать импульсивных поступков. Это не так уж сложно.

Все забудется, Молчанов прав. Вот это волшебное ощущение тепла и близости с другими людьми стоило того, чтобы выбросить из головы похотливые мыслишки и не портить никому жизнь.

В патио кто-то был. Я слышала негромкие голоса — кажется, Маша разговаривала с Молчановым, — и чувствовала запах сигаретного дыма. Значит, и Олег с ними — только он курит постоянно. Птичий гомон заглушал человеческую речь, я спросонья ловила отдельные реплики:

— Да, в Таллине купил, в той самой кондитерской…

— Ты выбрал ресторан? Я в японский не пойду, меня тошнит от сырой рыбы…

— Надо Аню спросить, куда она хочет…

— Кирилл вряд ли согласится поехать в Диснейленд, он еще с прошлого раза не оклемался…

— Так десять лет прошло! Давно пора забыть этих несчастных клоунов…

Я повернулась к Кириллу и погладила по бородатой щеке. Он что-то промычал, но глаз не открыл.

— Кирилл, просыпайся. Уже, наверное, вечер.

— Еще немного.

— А что за клоуны были в Диснейленде?

Он все же открыл глаза:

— А кто тебе рассказал?

— Никто, я подслушала. — Я хихикнула: — Ты что, боишься Микки Мауса?

— Блин, — он потер лицо ладонью, — я никого не боюсь. Я был накурен, это же Лос-Анджелес, тут полно марихуаны, а мать потащила меня в Диснейленд. Вот зачем человеку Диснейленд в восемнадцать лет? Раньше надо было. Но ей хотелось поиграть в мамочку. В итоге я объелся сладкой ваты и меня стошнило на какую-то мышку или собачку. С тех пор все думают, что я боюсь клоунов.

Он подтащил меня к себе, его намерения читались у него на лице. Я уперлась ему в грудь:

— Кирилл, не надо.

— Надо, надо, надо… — зашептал он, стаскивая с меня ночную рубашку. — Ты же не оставишь меня в таком состоянии? Как я в ресторан пойду? Я буду думать только о тебе…

Он лег на меня, целуя шею и грудь. Я поняла, что проще отдаться, чем весь вечер уклоняться от его нежных, но настойчивых притязаний. Секс был для него крайне важен. Как я и предполагала еще до начала совместной жизни, Кирилл нуждался в разрядке минимум два раза в день. А лучше — три или четыре. Со временем я привыкла к такой частоте и даже научилась расслабляться. Я больше не работала с ним — не сжимала мышцы, не считала количество глубоких и мелких проникновений, не старалась поразить его оральными талантами. Теперь мы просто трахались, как, вероятно, трахается большинство обычных пар. Кирилл неизменно получал удовольствие (и немалое, судя по громким крикам), а я его лишь имитировала. У меня не было выхода: о том, что я не испытываю оргазма, я не призналась бы и под дулом пистолета. Время для подобного признания было упущено.

Кирилл подхватил меня под попу, приподнял и вошел внутрь. Широко раздвинул ноги и принялся с оттяжкой вбиваться. Послышались шлепки кожи о кожу. Мои ступни беспомощно качались в воздухе. Я испытывала неловкость. Заниматься сексом при полуоткрытых дверях мне еще не доводилось. Я думала о том, что в патио за столом или в шезлонгах около бассейна сидят люди. По прямой, без учета стен, нас разделяло не более пятнадцати метров. Картонные перегородки создавали иллюзию уединения, но на самом деле ни от чего не ограждали.

Кирилл нарастил темп. Спинка кровати начала стучать в стену. Я сжалась. Допустим, мы все тут братья и сестры, но устраивать показательные выступления — это чересчур.

— Тише, тише, — сказала я Кириллу на ухо, — притормози. У бассейна кто-то есть.

Он застонал и ускорился. Я обхватила его ногами, чтобы уменьшить амплитуду толчков, но Кирилл неправильно меня понял. Он, видимо, подумал, что я приближаюсь к пику, и стал трахаться еще быстрее. Теперь изголовье громыхало о стену беспрерывно, не оставляя ни единого сомнения, чем мы тут занимаемся. Я почувствовала, что неудержимо краснею. Я вцепилась в Кирилла и попыталась его остановить, но куда там. Хриплые страстные стоны возвестили всех, что он близок к оргазму, а громкий протяжный вскрик — о том, что он его достиг. Я лежала, зажмурившись и закусив губу, в ужасе от звукового шоу, которое мы устроили. Кирилл ласково поцеловал меня:

— Ну что ты, все в порядке, никто ничего не слышал.

— Ты кричал, — возмущенно прошептала я. — Все все слышали!

— Ну и что? Мы взрослые люди. Ань, ну откуда в тебе столько стеснительности? Сразу видно одинокого ребенка, выросшего без братьев и сестер. Привыкай к нашему колхозу! — Он подхватил меня на руки: — Пойдем в душ, я помогу тебе помыться. Ну хочешь, я накручу тебе волосы?

Я фыркнула. Однажды он увидел, как я неловко сушу волосы левой рукой, и вызвался помочь с укладкой. В итоге обжегся щипцами, чуть не сломал расческу и признался, что легче погрузить тридцать тысяч тонн металла на пароход, чем сделать девушке красивую прическу.

* * *

Я рискнула выйти на люди только после долгого душа и тщательного одевания. Перед зеркалом порепетировала покер-фейс — не отмороженно-непроницаемый, каким в совершенстве владели Кирилл и Молчанов, а глупо-приветливый. «Овечий», как однажды выразился Молчанов.

Я опасалась, что кто-нибудь отпустит остроумную шуточку по поводу постельной симфонии, но никто ничего не сказал. Все сидели в гостиной и, похоже, ждали меня. На лицах Маши и Олега не было насмешки, а Молчанов о чем-то глубоко задумался. Между нахмуренных бровей залегла морщинка, которую я раньше не видела. Временами он прикусывал и отпускал нижнюю губу.

— Аня, — спросила Маша, — мы тут поспорили, последнее слово за тобой: морепродукты или мясо?

— Мясо, — ответила я, радуясь, что никто не собирается острить.