— Девочка, — ответила Маша.

Молчанов положил руку ей на плечо и ласково притянул к себе.

— Замечательно! — воскликнул Кирилл.

— Поздравляю, Маша! — сказал Олег.

— Девочка! — вырвалось у меня. — Как ты и хотела!

— Да, я всегда мечтала о дочке, — сказала Маша и достала из сумки бархатный футляр. — Аня, если бы не ты…

Ее голос прервался, они прижала пальцы к губам, словно сдерживала слезы. Передала футляр Молчанову, а тот передал его мне:

— Открой.

Я открыла. На черном бархате лежало изящное ангельское крылышко, усыпанное бриллиантами. В том, что это настоящие камни, сомнений не возникало: такой ослепительный блеск могли рождать только бриллианты чистой воды.

— Ну зачем, Маша…

— Аня, ты стала ангелом-хранителем для нашей дочки, — продолжила Маша, справившись с эмоциями. — Пусть это крыло ангела станет твоим талисманом. Пусть оно защищает тебя от бед и притягивает любовь и счастье.

Молчанов взял украшение, встал и зашел мне за спину. Все за столом улыбались. Мне тоже пришлось улыбнуться, хотя меня разрывали противоречивые чувства. Я любила и уважала Машу, и мысль о том, что мой поступок мог спасти маленькую жизнь, которую она носила, наполняла меня радостью. Но была и ложка дегтя, отравлявшая ситуацию: я любила Машиного жениха и совершала дурные поступки по его завоеванию. Да, вначале я не знала, что он несвободен, но потом-то — знала. Мне не было оправданий. Никакой ангел меня не спасет, если судьба захочет наказать.

Глаза защипало. Я приподняла волосы, и Молчанов надел на меня цепочку с подвеской. Он чуть повозился с застежкой, задевая кожу костяшками пальцев, а я с ног до головы покрылась мурашками. Волоски по всему телу встали дыбом, соски напряглись и отчетливо потянуло внизу живота. Я плавилась от его близости и сгорала от стыда за свои чувства. Ничего, скоро все забудется.

Мы брат и сестра.

«Есть вещи, которые нельзя изменить».

После ресторана Маша потащила нас на Аллею Славы. Она знала, что скоро я уеду, и ей хотелось показать как можно больше достопримечательностей. В этом городе вот уже четверть века жила ее мать, и Маша тоже проводила здесь много времени — и в ранней юности, и сейчас. Я ощущала ее неподдельную любовь к Лос-Анджелесу и гордость за его шумную, жаркую, праздничную красоту. Маша выглядела и вела себя как аборигенка, а вот Молчанов не растворился в этом субтропическом городе. Он смотрелся как чужак. Его место было в холодном ветреном Питере или в ледяном небе над Гренландией — но не здесь, среди разноголосой толпы туристов, искателей приключений, начинающих актрис, заканчивающих бомжей, крикливых зазывал, уличных воришек и шоуменов всех мастей.

Перешагивая через фанатов, лежавших на тротуаре и лобызавших памятные звезды своих кумиров, мы прошли несколько кварталов. Кирилл держал меня за руку, Молчанов обнимал Машу, а Олег замыкал нашу небольшую процессию. Маша громко рассказывала о звездах, которые попадались по пути, — Хью Джекман, Скарлетт Йоханссон, Том Круз, — но уличный гул заглушал ее слова. Тогда она отпустила Молчанова, оторвала меня от Кирилла и крепко взяла под руку:

— Все равно они уже много раз здесь были, им неинтересно. А ты впервые. Какой у тебя любимый актер?

— Тот парень, который играл инопланетянина. Его еще убили в конце. Он русский.

Она глянула на меня:

— Ты что, не любишь кино?

— Почему? Люблю. Но мне интереснее книги. У нас в Овсяновке нет кинотеатра, а до райцентра ехать далеко. Кабельных каналов тоже нет. Мы с дедом читали книги: я про любовь, а он про войну.

Молчанов с Кириллом ушли вперед, о чем-то болтая, Олег шел в пяти шагах позади нас. Маша сжала мою руку:

— Аня, ты не обижайся, что Паша высказался по поводу секса.

— Я не обижаюсь.

— Я понимаю, вы молодые, Кирилл очень темпераментный, вы не можете тихо. И Паша понимает, просто… У нас сейчас мало секса. Он боится повредить ребенку.

— Тебе врач запретил?

— Нет, не запретил, но Паша такой перестраховщик! С тех пор, как мы узнали о беременности, он превратился в монаха! А я девушка горячая, мы в этом плане с Кириллом похожи — южная кровь. В общем, у нас нет секса почти три месяца, и эта тема несколько болезненна. Паша отказывается ее обсуждать. А когда вы с Кириллом начали стонать и стучать кроватью, Паша психанул и сбежал в тренажерку, подальше от бассейна. Потом он, конечно, понял, что был не прав. Вы же не виноваты, что у нас целибат из-за его тараканов.

Я, наверное, в этот момент побледнела. У Молчанова не было секса со дня нашего знакомства — почти три месяца! А у меня был. У меня было очень много секса за это время. И он об этом знал. А сегодня еще и услышал.

— Он боится за ребенка, — попыталась я оправдать Молчанова. — Это ведь у вас не первая беременность?

— У нас? — переспросила Маша. — Нет, у нас с Пашей — первая. А до этого у меня был выкидыш, а потом я долго не могла забеременеть. Я даже боялась, что бесплодна.

— У тебя был другой мужчина?!

— Ну, конечно, был! И не один. Ты же не думаешь, что я жила девственницей до тридцати пяти лет? Увы, но не Паша сорвал цветок моей невинности.

Маша весело засмеялась. Я тоже неуверенно улыбнулась. И правда, если у сестры такой же темперамент, как у брата, то у нее должен быть длинный список поклонников. Может, как у меня или еще длиннее — все-таки она старше в два раза. И тут какая-то смутная догадка заставила меня спросить:

— А кто сорвал цветок… Тьфу, кто у тебя был первым?

— Аня, это может прозвучать дико, но первым у меня был Голубев. Ты только не смейся. И не оборачивайся!

* * *

Потом мы пили виски в баре с видом на бульвар Сансет и ели мороженое. Я наблюдала за всеми мужчинами. Кирилл вел себя очень расслабленно, если не сказать развязно. Он по-американски клал ступню на колено другой ноги и демонстрировал из-под задравшейся штанины волосатую щиколотку. Носки он не носил, если надевал мокасины. Молчанов выглядел более сдержанным. Он откинулся на мягком диване, забросив одну руку за спину Маше, а в другой покачивал стакан виски со льдом. Олег казался самым напряженным: он по привычке сканировал пространство и задерживал взгляд на подозрительных личностях. Учитывая, сколько их здесь бродило, ему и расслабиться было некогда.

Я не могла уложить в голове, что они с Машей трахались. И не просто трахались, а пережили чудесный по его словам роман. Лучший за сорок лет жизни. Я переводила взгляд с Олега на Машу, пока она не пихнула меня под столом. Я ткнулась губами в ее ухо:

— А кто еще знает, что ты с Олегом? Ну, это…

— Никто, — ответила Маша тоже на ухо. — И я надеюсь, что ты никому не разболтаешь. Это тайна!