Это соответствие английским конституционным обычаям и традициям сдерживало революционную элиту, когда она склоняла свой народ к переходу к независимой государственности. Прежде чем утверждать, что у колоний нет иного выхода, кроме как порвать с материнской страной, они должны были продемонстрировать, что все альтернативные варианты исправления ситуации, предусмотренные английской конституцией, были испробованы и потерпели неудачу. Эта намеренная преемственность с английской конституционной традицией до и во время движения к независимости во многом определила содержание Декларации независимости и Конституции США, но сделала это совершенно по-разному.

Декларация независимости одновременно и полностью восприняла английскую конституционную традицию, и формально разорвала все связи между колониями и Великобританией. Благодаря Полине Майер и многим другим историкам мы многое знаем о том, как эти две, казалось бы, противоречивые цели были согласованы при написании Декларации. После того как Джефферсон закончил работу над своим проектом, остальные четыре члена комитета пересмотрели текст и представили свой продукт всему Конгрессу. Затем делегаты работали над текстом, существенно изменяя некоторые его части, но оставляя большую часть в том виде, в котором она была предложена комитетом. В окончательном виде Декларация была принята 4 июля 1776 года.

Декларация содержала два разных раздела, адресованных совершенно разным целям и аудиториям. Вступительные абзацы, в частности, гласят:

Когда в ходе человеческих событий возникает необходимость для одного народа расторгнуть политические узы, связывавшие его с другим, и занять среди держав Земли то отдельное и равное положение, на которое его обязывают законы природы и Бога природы, достойное уважение к мнениям человечества требует, чтобы он объявил о причинах, побудивших его к такому разделению.

Мы считаем самоочевидными следующие истины: все люди созданы равными, что они наделены своим Создателем определенными неотъемлемыми правами, среди которых жизнь, свобода и стремление к счастью, - что для обеспечения этих прав среди людей учреждаются правительства, получающие свои справедливые полномочия от согласия управляемых, что всякий раз, когда какая-либо форма правительства становится разрушительной для этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основывая его на таких принципах и организуя его полномочия в такой форме, которая, по его мнению, будет наиболее вероятной для обеспечения его безопасности и счастья.

С одной стороны, это звонкое утверждение вечных и универсальных прав человечества явно оправдывало жертву жизнью и конечностями, которую должна была принести война. И, как утверждение целей, за которые стоит бороться, эти отрывки также подразумевали, что британские войска боролись за подавление этих прав. С другой стороны, "чувства, которые так красноречиво выражал Джефферсон, были... абсолютно общепринятыми среди американцев его времени". Как принципы политики, они прочно укоренились в традициях вигов XVIII века. В письме Мэдисону, написанном в 1823 году, почти через полвека после событий, Джефферсон вспоминал, что "не считал, что в мои обязанности входит изобретение новых идей", и что он не знал, почерпнул ли он идеи, которые изложил на бумаге, из чтения или пересказа. Он знал только, "что во время написания я не обращался ни к книгам, ни к памфлетам".

В конце второго абзаца приведены два предложения, которые должны были обеспечить переход к другому, гораздо более длинному разделу Декларации:

История нынешнего короля Великобритании - это история неоднократных оскорблений и узурпаций, все из которых имели своей прямой целью установление абсолютной тирании над этими государствами. Чтобы доказать это, пусть факты будут представлены на суд честного мира.

Далее следует очень длинный список претензий, которые колонисты предъявляли королю. Большинство из этих претензий не имело бы особого смысла для "откровенного мира", поскольку они, по сути, являлись нарушением традиционных прав англичан. Как таковые, они, во-первых, были глубоко укоренены в политической культуре, которую могли понять только те, кто дышал воздухом этой культуры; а во-вторых, в более узком смысле, они представляли собой интерпретацию этих прав с колониальной точки зрения. Так, в Декларации утверждалось, что король запретил своим губернаторам принимать законы, имеющие срочное и неотложное значение, если они не приостановлены в своем действии до получения его санкции; а когда они приостанавливались, он совершенно пренебрегал их исполнением.

За пределами англоязычного сообщества это недовольство не имело бы особого смысла, поскольку описывало, казалось бы, королевскую прерогативу, которой, естественно, обладали почти все монархи. Для тех, кто жил в Британии, этот отрывок имел бы смысл, но был бы отвергнут, поскольку колонисты неявно утверждали, что их собрания находятся в тех же отношениях с королем, что и парламент с короной в Великобритании. Если бы это было так, то король, отказываясь своевременно исполнять принятые законы, нарушал бы права народного собрания, которое, в свою очередь, являлось защитником прав англичан. Однако англичане утверждали, что защитником и толкователем колониальных прав является парламент, а не несколько колониальных ассамблей. Колониальные ассамблеи были всего лишь политическим и административным удобством, облегчавшим имперское управление. Такая позиция, упорно отстаиваемая британскими властями, оставляла колонистов в одиночестве, когда они предъявляли "откровенному миру" претензии, которые, вероятно, были несущественны для большей части земного шара и полностью отрицались той аудиторией, которая имела наибольшее значение. Однако для колониальной аудитории эта конкретная претензия и другие претензии были совершенно очевидны и важны. Более того, многие из претензий, содержащихся в Декларации независимости, уже фигурировали в той или иной форме в заявлениях и резолюциях штатов и местных органов власти.

Декларация независимости была многозначна. Самое главное - документ оправдывал революцию в терминах, понятных и приемлемых для колониальной аудитории, представляя собой краткое изложение претензий к короне. С этой точки зрения большая часть документа просто повторяла нарушения британцами прав колонистов и оформляла эти нарушения на языке прав англичан. Таким образом, независимость была представлена как вполне консервативная реакция, которая была навязана колониям. Тем не менее, это был довольно своеобразный формат обоснования создания нового государства. Подобные нарушения прав англичан могли бы легко оправдать восстание как средство исправления ошибок, но между восстанием и независимостью все же был качественный скачок. Когда колонисты заявили, что нарушение их прав короной оправдывает разрыв связей с родиной, им пришлось объяснять, как будут задумываться и обеспечиваться права англичан после того, как они перестанут быть связанными с этой страной. Хотя основатели пытались, более или менее удалось представить независимость как восстановление освященных традиций и обычаев, а не как радикальный шаг в неизвестность, но эта неизвестность по-прежнему таилась во всем, что они делали.

В качестве частичного ответа Декларация вышла за рамки простой констатации неразрешимых разногласий с родиной во вступительных абзацах и заявила о