— Факты мне известны. — В голосе пришельца не было и следавозбуждения. — Меня интересует ваше личное мнение касательно этой проблемы. Ивыводы.

«Выводы, — подумал Домараск, — уже давным-давно сделаны. Исделал их Флютек, Богухвал Неплах, который сейчас лихорадочно разыскиваетвиновных. Потому что Фогельзанг, и это никакая не тайна, получил из Таборафонды. Колоссальные деньги, которые должны были послужить финансированию«специальных операций». Деньги явно были слишком большими, а завербованные вФогельзанг люди чрезвычайно специфичными. Эффект: исчезли деньги, исчезли люди.И скорее всего исчезли безвозвратно».

— Связной и координатор Фогельзанга, — сказал он,поторапливаемый, подгоняемый взглядом, — был, как я сказал, убит.Обстоятельства убийства были не только загадочными. Они были угрожающими, аслухи превратили их прямо-таки в кошмар. Страх перед смертью может пересилитьлояльность и приверженность делу. При большой тревоге за жизнь о лояльностизабывают.

— О лояльности забывают, — медленно повторил пришелец. — Выо своей забыли бы?

— Моя непоколебима.

— Понимаю.

«Надеюсь, так оно и есть, — подумал Домараск. — Надеюсь, онпонял. Потому что я знаю, какие в окружении Прокопа и Флютека ходят слухи опредательстве, о заговоре. Заговор — это хорошо. Формируется некая секретная«специальная группа», в нее завербовывают исключительных мерзавцев, которые припервом признаке опасности дезертируют, уворовывая доверенные им деньги. А потомих хозяева начинают вынюхивать заговоры.

И высылают в Силезию убийцу».

Прачки над Млыновкой ругались и обвиняли одна другую впроституции. Рыбаки ругались. Ученики декламировали Овидия.

Adnueconantiperlaudesiretuorumdequemeopavidosexcutecordemetus...

«Интересно, подумал магистр, прикрывая окно, где сейчас этоттип?»

— Ты знаешь эту женщину? — спросил друга Парсифаль Рахенау.— И эту девушку?

— Ты же видел, что я с ней здоровался, — проворчал, немногоослабив пояс, Генрик Барут по прозвищу Скворушка, — что в ручку чмокал.Думаешь, я привык чужие бабьи руки целовать? Это моя тетка, Грозвита, должнобыть, едет куда-то. А та толстощекая — ее служанка. А та, что в чепце, — ееэкономка.

— А девушка?

— Теткина дочка, моя кузинка, стало быть. Тетка — жена моегодяди Генрика, который в Смарховицах сидит и которого звать Гейеманом, и не тогоГенрика, с Голой Горы, по прозвищу Журавль, а того третьего, младшего братаотца, которого зовут...

— Генрик, — угадал не отрывавший глаз от светловолосойдевочки Парсифаль Рахенау.

— Ты его знаешь? Значит, все в порядке. Значит, он — мойдядька, тетка — его жена, а девчонка — их дочка. Ее зовут Офка. А чего ты такна нее пялишься, а?

— Я... — Мальчик покраснел. — Да нет. Я просто так…

Офка фон Барут только прикидывалась, будто ей больше всегонравится вертеться на корчмовой лавке, дрыгать ногами, постукивать ложкой потарелке, рассматривать бревенчатый потолок и теребить конец косы. Вдействительности она уже давно приметила интерес паренька и вдруг решилапрореагировать. Показав ему язык.

— Коза, — с отвращением прокомментировал Скворушка. Парсифальсмолчал. Он был целиком увлечен. Единственное, что его беспокоило, это проблемакровного родства. Рахенау состояли в родстве с Барутами, одна из сестер дядиГавейна была, кажется, кузиной тетки жены Генрика по прозвищу Журавль. Этонаверняка требовало соблюдения церковных предписаний, а с ними бывалопо-всякому. Парсифаль думал о женитьбе как о малоприятной обязанности, еслидаже не наказании, но сейчас вне всякого сомнения, понимал, что если уж этопридется делать, то он в тысячу раз больше хотел бы светловолосую Офку фонБарут, чем тощую как щепка и прыщастую Зузанну, которую настойчиво сваталРахенау ее отец, старый Альбрехт фон Хакеборн, хозяин Пшевоза. Парсифаль твердорешил тянуть с женитьбой сколько удастся. А с течением лет Зузанна Хакеборн могла,самое большее, увеличить количество своих прыщей, у Офки же были перспективыстать красивой девушкой. Очень красивой девушкой...

Красивая inspe девушка, явно довольная проявлением к нейинтересом, сначала приоткрыла нижние зубки, а потом снова высунула наподбородок язычок. Сидевшая рядом матрона в чепце резко одернула ее. Офкапоказала зубы, для разнообразия — верхние...

— Сколько... — пробормотал Парсифаль Рахенау, — сколько ейгодков?

— А мне-то какое дело? — фыркнул Скворушка. — Да и тебетоже, раз уж мы об этом заговорили. Ешь быстрее свою кашу, надо ехать. ГосподинПута будет злиться, если мы вовремя в Клодск не приедем.

— Если не ошибаюсь, — раздалось рядом с ними, — я имею честьобщаться с благородными господами рыцарями Генриком Барутой и Парсифалем фонРахенау?

Они подняли головы. Рядом стоял священник, высокий,седоволосый, с глазами цвета стали. А может, они только казались такими взадымленном помещении корчмы?

— Воистину, — Парсифаль Рахенау наклонил голову, — воистину,святой отец. Это мы. Но мы не рыцари. Нас еще не посвящали...

— Однако, — улыбнулся священник, — это всего лишь вопросвремени. Причем, уверен, недолгого. Позвольте представиться. Я отец Шлосскнехт,слуга Божий... Ну и холод нынче... Хорошо б выпить подогретого винца... Господарыцари окажут мне честь и не будут возражать, если я принесу по кружечке и дляних? Желание есть?

Скворушка и Парсифаль переглянулись, сглотнули. Желаниебыло, к тому же большое. С наличными было хуже.

— Отец Шлосскнехт, — снова назвал себя слуга Божий, ставя настол кружки, — ныне при бжегской коллегиате. Некогда был капелланом рыцаряОттона Кауффунга, упокой Господи душу его...

— Капеллан господина Кауффунга! — Парсифаль Рахенау оторвалвзгляд от Офки фон Барут, чуть не поперхнулся подогретым вином. — Клянусьголовой святого Тибурция! Так ведь он, зарубленный в бою, на моих рукахпреставился! Два года тому назад это было, в сентябре, в Голеньевских Борах. Ябыл в той его свите, на которую напали разбойники! Когда они двух девушекпохитили, Биберштайновну и Апольдовну. Чтобы потом их обеих опозорить,безбожники.

— Господь, будь милостив, — сложил руки священник. —Невинных дев опозорили? Сколько ж зла в этом мире... Сколько зла... Сколькогреха... Кто ж мог на такое решиться?

— Рыцари-разбойники. Атаманом у них был Рейнмар Беляу.Мерзавец и колдун.

— Колдун? Невероятно!

— Поверите, когда я расскажу. Я собственными глазамивидел... Да и слышал многое...