– Скажем так: я его родил.

– Тогда вы – курица, несущая золотые яйца.

– Меня и похуже называли.

Кравчук посмотрел на наручные часы.

– Ладно, док, мне пора. Эксперимент с розой меня удивил, но нужно больше конкретики. И док… – Он выразительно посмотрел на пожилого физика. – Времени реально в обрез.

– Сделаю, что смогу.

Кравчук кивнул, выражая признательность, и вышел из кабинета. Лев Давидович остался в кресле, задумчиво вращая перстень на мизинце левой руки.

Оперуполномоченный старший лейтенант Щукин выглядел не очень хорошо. Голова и ребра перебинтованы, лицо в гематомах, правая рука упакована в гипс. Он пришел в сознание, но был крайне слаб, поэтому врач разрешил визит Громова с Малаховым всего на десять минут. Мужчинам этого оказалось более чем достаточно.

Зайдя в небольшую палату, они тихонько прикрыли дверь, приблизились к койке, на которой лежал парень. Заплывшие глаза признали руководство.

– З-здравия желаю, товарищ генерал…

– Тише-тише, сынок, – проговорил Громов. – Как сам? Как сала килограмм?

Веки старлея устало дернулись.

– Даже лучше… Как Андрей?

– Держится, – кивнул Громов.

О том, что капитан Панков до сих пор не приходил в сознание, парню знать не обязательно. А вот подбодрить человека следовало.

– Ты – молоток, старлей, – подмигнул Громов. – Главное, не сдавайся и скоро пойдешь на поправку.

– Н-наш объект ушел?..

– Ушел, да недалеко. Скоро найдется. Но ты голову этим не забивай. Твоя задача, боец: поскорей отлежаться – и в строй! Понятно, да?!

Щукин слабенько улыбнулся.

– Будем с-стараться…

Малахов склонился над Щукиным.

– Костя, меня зовут Владимир Данилович. Я здесь, чтобы осмотреть твои раны.

– Мои раны? Что с ними?

Профессор стянул с правой руки черную перчатку.

– Просто расслабься.

Его ладонь мягко опустилась на плечо опера. Привычным образом сознание Владимира Даниловича нырнуло в гущу воспоминаний и эмоций молодого человека. Разумеется, первое, что ощутил телепат, – сильную пульсирующую боль. К счастью для Щукина, Малахов обладал навыком блокировки болевых сигналов и собирался заняться этим сразу после погружения.

А пока ментальное эго профессора прошло сквозь дурманящую пелену и интуитивно переместилось в воспоминания. Обычно Малахов просил припомнить события, которые он собирался сканировать, но в данном случае подобного не требовалось. Парень сильно переживал о случившемся и ни о чем другом практически не думал…

Был ранний подъем. Константин проснулся до восхода солнца и очень волновался по поводу предстоящего мероприятия. Они с напарником ночевали на территории засекреченного комплекса под кодовым названием «Объект-17». Накануне вечером сотрудников встретили крайне приветливо, накормив в приличной столовой и разместив в комфортных номерах.

Тем не менее атмосфера «Объекта» не пришлась Константину по душе. Ему не давала покоя мысль о том, что он никак не может определить назначение данного учреждения. Оно не производило впечатления ни типичной воинской части, ни специализированного медицинского госпиталя, не являлось полноценным местом содержания опасных заключенных. Но «Объект 17» объединял в себе черты каждого из них. Именно эта «многогранность» и беспокоила Щукина.

Бронемашина ожидала недалеко от КПП. Крепкие стальные двери, форсированный двигатель, особые шины и толстое стекло в салоне, отделявшее их с напарником от пассажира сзади. Объект уже находился внутри.

Опера ничего о нем не знали. На инструктаже им строго-настрого запретили выпускать этого человека из автомобиля на всем участке маршрута, даже по малой нужде. Требовалось лишь доставить неизвестного из пункта А в пункт Б.

Дорога была относительно свободна. Обмен репликами с напарником. Константину хочется закурить. Щукин надеялся, что дотерпит до Москвы, однако в какой-то момент желание становится нестерпимым. Завязывается спор с капитаном. В разговор вклинивается Артем. Он припадает к бронестеклу и чеканит фразу «время собирать камни».

Острейшая боль, молниеносно пронзившая сознание Щукина, передалась и Малахову. Лицо его исказилось, он застонал и, осунувшись, отшатнулся от лежащего на койке парня.

– Данилыч! – Громов подхватил друга, не давая тому упасть. – Данилыч, что с тобой?

Холодный пот проступил на лбу Малахова. Он быстро снял очки и прикрыл зажмуренные глаза ладонями.

– Надо присесть… – проговорил он.

Громов помог другу опуститься в кресло у стены.

– Я за врачом!

– Нет! – Малахов крепко схватил генерала за рукав. – Дай мне минуту. Все пройдет.

Генерал вскинул короткие резкие брови:

– Минуту?! Старик, у тебя едва не сердечный приступ!

– Нет у меня никакого приступа, – спокойно возразил Малахов, все еще жмурясь. – Просто нужно перевести дух.

Владимир Данилович уткнулся ладонями в колени, осторожно приоткрыл глаза. По щекам потекли маленькие капли слез.

– С-с вами все в порядке? – просипел Щукин, повернув голову к Малахову.

– Все хорошо, сынок, все нормально.

Громов нахмурился, развел руками.

– Это что за история была?

– Ментальный блок. – Малахов указал на Щукина. – В аварии нет вины этого парня или его напарника. Они подверглись влиянию мощного телепата, вложившего в них программу отключения сознания при получении кода извне. Артем произнес определенную фразу, и они просто уснули.

– Телепат? – переспросил Громов.

– Да, и очень мощный.

– Ты можешь взять его след?

Малахов снял вторую перчатку:

– Попробую.

– О чем вы говорите? – забеспокоился Костя.

– Все нормально, сынок, – сказал Владимир Данилович. – Тебе больше ничто не угрожает.

Он поставил стул возле койки молодого оперативника. Одну ладонь положил на его плечо, другую на кисть. Послушно и плавно сознание психолога вернулось в сознание Щукина. Воспоминания, эмоции, чувства – он быстро обошел этот яркий калейдоскоп образов и ощущений и нашел пси-след другого телепата. Едва коснувшись такого своеобразного маячка ментальным «щупальцем», сознание Малахова оказалось в большой круглой комнате.

Он осмотрелся: закругленные стены и потолок, изогнутые книжные полки – сюрреалистическая библиотека. Владимир Данилович находил интересным внешний вид проекции сознания другого телепата.

В свое время он затратил немало сил на изучение такого феномена, как проецируемая скорлупа. Под этим забавным термином Владимир Данилович подразумевал оболочку чужого сознания, визуальный образ, на который неизбежно наткнется телепат, блуждая в информационных коридорах тонкого плана бытия.