class="p1">Константин передал золотые украшения женам вождей, и пир начался. Когда хмельные амфоры опустели, Констанций и вожди приступили к торгу — решался вопрос о том, сколько воинов выделят креоны для службы Риму.

Константин тем временем наблюдал за пирующими. Музыканты на лирах и флейтах заиграли веселую мелодию. Женщины встали в хоровод, мужчины образовали вокруг них кольцо. Мелодия ускорялась, танцующие двигались по кругу все быстрее. Наконец хороводы разделились на пары и закружились в бешеном темпе. Внезапно музыка смолкла, пары остановились, подняли руки и воскликнули дружное «ха!».

После этого начались забавы посерьезнее: креонские воины стали сражаться на мечах. Зрелище было опасным и завораживающим.

— Клинки тупые или заточенные? — спросил Константин.

— Здесь все настоящее, — ответил Констанций.

Варвары вызывали соперников и бились до первой крови, зрители делали ставки и подбадривали бойцов криками. К Константину приблизился юноша в надвинутой до бровей шапке и произнес фразу на местном языке.

Константин вопросительно взглянул на отца, и тот перевел:

— Это вызов на поединок.

— Я с детьми не дерусь!

Вокруг сделалось тихо, Констанций понизил голос:

— Воин взрослый, и ты не можешь ему отказать, это примут за оскорбление.

Константин вытащил меч и принял боевую стойку. Юноша выпрыгнул вперед и зашел слева, потом отскочил и снова атаковал. Он двигался ловко и не делал лишних движений. Плясун (как мысленно прозвал его Константин) оказался серьезным противником и в конце концов рассек мечом его тунику. Зрители испустили восторженный рев.

Константин осознал, что не может посрамить славу римского оружия, и, когда плясун снова пошел в атаку, резко приблизился и мечом сбил с него шапку. На плечи воина обрушился водопад рыжих волос.

— Женщина! — Константин опустил меч и склонил голову: — Признаю себя побежденным.

Для ночлега Константину предоставили круглую хижину с островерхой соломенной крышей. Не в силах уснуть, он снова и снова переживал сегодняшний поединок и ловил себя на том, что его не отпускает чувство досады.

Луна заглянула в дымоход, все звуки в поселке стихли. Но вдруг скрипнула дверь, в хижину проскользнула тонкая фигурка и приблизилась к ложу Константина. В свете луны волосы женщины-воина казались огненно-рыжими.

Она скинула тунику, влезла под одеяло и горячо прошептала Константину:

— Меня зовут Эбин…

До границы своих владений римлян провожал конный отряд молодых креонских воинов. Римские кавалеристы двигались строем «на марше». Креонская молодежь со свистом и гиканьем мчалась на низкорослых лошадках наперегонки, исчезала где-то вдали, потом возвращалась, орала песни и пугала лесной народ.

Константин искал глазами рыжеволосую Эбин, но заметил ее лишь на границе, где оба отряда кавалеристов остановились.

Направив к ней коня, Константин залюбовался веснушчатым светлокожим лицом и васильковыми глазами.

— Останься со мной…

Эбин покачала головой, и он спросил:

— Почему?

Она показала на ровные ряды римского конного отряда:

— Вы — порядок. — Затем обернулась к вольно стоящим креонским всадникам: — Мы — свобода.

Эбин что-то гортанно крикнула и пустила коня в галоп, за ней наперегонки поскакали креоны.

Римский отряд, возглавляемый Августом Констанцием, двинулся в земли каледонов. Потом были альбаны. В Эборакум они вернулись лишь в конце зимы.

Там Констанций подвел итог:

— Главное богатство северных племен — хорошие воины. Легионы в Галлии состоят наполовину из них. Британия — маленькая империя, но в ней есть все, что необходимо. Когда ты поймешь, как управлять Британией, тогда ты научишься управлять всей Римской Республикой.

После этого разговора судьба подарила Константину еще полгода общения с отцом.

В августе триста шестого года Елена получила письмо из Эборакума.

«Аве, матушка! Этой ночью на моих руках скончался отец.

Смерть была неожиданной и быстрой. Врач сказал, что в его желудке открылась язва, которая могла кровоточить весьма обильно. Последнее стало причиной кончины.

Год, проведенный с отцом, многому меня научил. Я сопровождал его в поездках по всей Британии. Он представил меня легионерам гарнизонов и сенаторам местных провинций. На Севере отец познакомил меня с вождями племен. Он был моим наставником и другом.

Сегодня легионы отца провозгласили меня Августом. Начинается новая эпоха, которую своими трудами подготовил отец. Я любил его всем сердцем.

Твой сын Константин».

Peter Paul Rubens — Constantius appoints Constantine as his successor

* * *

Спустя шесть лет каррука Елены в сопровождении четырех конных телохранителей, остановилась у Латинских ворот Вечного города. Дальше в Рим нужно было идти пешком или ехать на лектике[78].

Boulanger — Via Appia, colored, 1881

Всадники спешились, один из них открыл дверцу карруки и помог сойти на мостовую благородной матроне. Елене, поседевшей и слегка располневшей, к тому времени было без малого шестьдесят.

В сопровождении горничной Елена вошла в ворота, за которыми бурлил шумный рынок. Два телохранителя раздвигали толпу руками с раскатистым рыком «р-р-расступись». Иногда, для убедительности, добавляли пинок. Еще двое оберегали матрону сзади.

Проход под надвратной башней из светлого травертина был узким, но улица за ним — довольно широкой. Дорога привела процессию к Цирку и затем — к Палатину. Здесь, у входа в дворцовый комплекс стража почтительно склонилась перед Еленой.

Придворный, одетый в шелковую тунику и пурпурный плащ, преклонил перед ней колено:

— Благородная матрона Елена, я отведу тебя в покои. Так повелел Август Константин.

Он проводил Елену в ту часть дворца Домициана, где она проживала с Констанцием и юным Константином более двадцати лет назад.

Из гулкого вестибюля послышался голос сына:

— Матушка! Вот и ты!

Он шел навстречу ей — высокий, статный, красивый, в вышитой золотом одежде. Константин олицетворял собой успех, победу и власть. Мать и сын обнялись.

— Ты приехала одна? — удивился он. — Я предполагал, что Давид сопроводит тебя в путешествии.

— Август Галерий разрешил богослужения, и Давид стал епископом. А еще после смерти Теодора ему пришлось заниматься делами мансио. Я буду его глазами!

— Милая матушка…

— Наша община молилась за тебя, сынок, просила у Бога помощи.

— Молитвы мне помогли, — Константин с благодарностью взглянул на мать и коснулся губами ее щеки. — Идем, я все тебе расскажу.

В небольшом уютном триклинии впервые за