— Наш директор такой же, — тихо сказала Ирина. — Сочувствую.

«Есть контакт!» — обрадовался Михаил.

— А жена две накладные потеряла, — продолжил он, — ваши, на бруфарин. С ними вообще плохо получилось, надо было два флакона, а горничная заказала один, пришлось на следующий день другой заказывать. А каждая доставка — пятьсот рублей. Но пятьсот рублей еще ладно, а вот если накладных не будет, придется две тысячи своих выкладывать. Мы — люди небогатые, опять же детей у нас двое, родителям помогать надо. Вы на костюм мой не смотрите, это рабочая форма, купленная на хозяйские деньги. И портфель хозяйский, в нем документы важные, так я его не на секунду из рук не выпускаю. Если что пропадет, то мне кранты…

Уф! Вроде вывернулся, привел все к единому знаменателю. Ирина смотрит сочувственно, добрая девочка, молодец. Кто к людям добр, к тому и жизнь добра. И, соответственно, наоборот.

— Тридцать первого мая была доставка и первого июня. Бруфарин, двести пятьдесят миллилитров, перила деревянные им морили на террасе. Дмитровский район, поселок Северная Мечта, дом четырнадцать… Нельзя ли копии накладных получить? Чеки кассовые я не прошу, я все понимаю, мне хотя бы копии накладных получить. С печатями. Можно?

После получения копий накладных Михаил собирался спросить фамилии курьеров, доставлявших заказы. Так, на всякий случай, вдруг хозяин поинтересуется. Он же такой въедливый и дотошный. Можно будет и уточнить у курьеров, помнят ли они эти заказы… Ну а дальше — по обстоятельствам. План был не из разряда гениальных, но в целом не вызывал нареканий. И ничего лучше Михаилу придумать не удалось.

— Нельзя, — покачала головой Ирина. — Согласно нашим правилам база данных обновляется ежемесячно, и информации по майским и июньским заказам у меня нет.

— А у кого есть?

— Ни у кого, — Ирина виновато улыбнулась. — Ну, разве что у главного бухгалтера, но она работает на дому и здесь практически не появляется.

— Странно… — Михаилу не пришлось притворяться расстроенным, потому что он расстроился на самом деле. — Разве так можно?

— Такая уж у нас особенность, — Ирина выразительно посмотрела на Михаила. — Ну, вы же понимаете… Многие так работают.

Михаил понял. Да и что тут было непонятного? Люди работают «налево», истинных оборотов не показывают, налогов в полном объеме не платят. Вот и все «особенности».

— Но я могу выписать вам копии сама, — предложила Ирина. — Бруфарин ноль двадцать пять у вас?

Ее красивые тонкие пальцы с миндалевидными белыми ногтями проворно забегали по клавиатуре.

— Да-да! — оживился Михаил. — Бруфарин ноль двадцать пять, одну штуку тридцать первого мая привезли, другую — первого июня. Московская область, Дмитровский район, поселок Северная Мечта, дом четырнадцать…

— Получатель?

— Получатель Велманская Тамара Витальевна.

Распечатав накладные, Ирина достала из ящика стола печать на механической оснастке, звучно проштамповала их и передала Михаилу.

Накладные оказались точь-в-точь такими же, как и те, что показывали Михаилу Анна с Тамарой.

— Могу и кассовые чеки выбить, только сегодняшним числом, — предложила Ирина.

«Ого! — подумал Михаил. — А дело тут поставлено с размахом! Если так вот, без уплаты денег, можно выбить кассовый чек, то это означает одно — кроме „правой“ кассы на фирме есть еще и „левая“. Рисковые люди, не девяносто пятый год на дворе».

— Нет, спасибо, — отказался он. — Лучше совсем без чеков, чем чтобы числа не совпадали. Спасибо вам огромное, Ирина, вы меня очень выручили.

— Не за что, — тряхнула челкой менеджер. — Приходите еще!

Все прошло без сучка без задоринки, домашняя заготовка сработала на все сто, но в целом поездка оказалась неудачной. Хотя не совсем, Михаил убедился в том, как легко можно выписать накладные на бруфарин, даже если никакого заказа не было и в помине. Возможно, это знание ему пригодится, а возможно, и нет. Должно пригодиться. Хотя бы потому, что досталось дорогой ценой. Два перенесенных со скидкой сеанса и две отмены.

У парня, курившего возле входа, Михаил поинтересовался, нет ли здесь второго выезда. Просто так, из мальчишества и немного из вредности — очень уж хотелось чем-то досадить своим «конвоирам». Оказалось, что выезд есть, и не на шоссе, а в переулок. В результате Михаил существенно улучшил свое знание родного города, а водитель «Сонаты» остался с носом, то есть возле первых ворот. А нечего халтурить — сидишь на хвосте, так сиди везде.

С первого же «долгостоящего» перекрестка Михаил позвонил Анне.

— Привет! — в голосе Анны звучала неподдельная радость. — Как вчера доехал?

Приятно, когда твоему звонку радуются.

— Нормально доехал, — ответил Михаил. — Юра — хороший водитель. Четкий.

— Не был бы он еще таким дерзким… — Михаилу показалось, что Анна вздохнула. — Ты сейчас где?

— В машине.

— А я думала — в офисе. У тебя выходной, Ми? Или что-то случилось?

«Ми» — уменьшительное от Михаил, придуманное Анной. «Мне хочется называть тебя так, как никто не называл, — сказала она. — Можно я буду называть тебя „Ми“?» — «Хоть горшком назови…» — пошутил Михаил, не имевший ничего против. «Ты не горшок, — улыбнулась Анна и погладила его по щеке. — Горшки совсем не такие. Ты — цветок, который растет в горшке. Кстати, что это означает с точки зрения психологии, если я сравниваю тебя с цветком?» — «Цветок сам по себе ничего не означает, а вот горшок выдает твои собственнические интересы, — ответил Михаил. — Ты не хочешь, чтобы я рос в поле, ты хочешь всегда иметь меня рядом». — «Какая чудесная наука психология!» — восхитилась Анна, прижимаясь к Михаилу всем телом. Михаилу даже на мгновение стало неловко, что его пустопорожний треп был принят за чистую монету. Но только на мгновение, потому что потом стало некогда смущаться и раскаиваться. У Анны было уникальное свойство — стоило обнять ее, и все посторонние мысли тут же исчезали, смытые волной наслаждения, вообще исчезали все мысли, мозг как будто отключался. Михаил проваливался в любовь, словно в бездну, летел, парил, плыл, а потом приходил в себя, счастливый донельзя, и всякий раз удивлялся. Удивлялся остроте чувств, удивлялся глубине наслаждения, удивлялся Анне, удивлялся себе, удивлялся до тех пор, пока Анна не целовала его или еще как-то выражала свою любовь, и тогда все начиналось сначала. Подобной пылкости Михаил не замечал в себе никогда, даже в гиперсексуальном подростковом возрасте. Тогда его попросту снедала похоть (какое же чудное слово «снедала», «грызла» звучит куда хуже, вульгарнее), а теперь обуревали (еще одно хорошее слово) эмоции. Ярчайшие, сладчайшие, нежнейшие. Вот сейчас, разговаривая с Анной, Михаил уже предвкушал их сегодняшнюю встречу, и от этого предвкушения все неприятное исчезло, отошло на задний план, стало незаметным и незначительным, осталась только радость.

— Нет, просто ездил кое-куда, а теперь уже освободился. — «Совсем освободился», — подумал Михаил, не увидев в зеркале заднего вида «Сонату». — Ты сегодня не настроена на очередной сеанс или просто на встречу?