Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно эти вопросы по моей просьбе задает ему Лейла. Что заставляет его нервничать вдвойне, потому что в глубине сердца он считает эти вопросы дикими. Но он всегда ей перезванивает. А потом она вновь звонит ему, чтобы уточнить кое-какие детали… поэтому они массу времени проводят вместе, занимаясь делом и перебрасываясь шутками.
И в общем-то у них получается. Что немного освобождает мои мозги и дает мне время сосредоточиться. По ночам я сижу за пишущей машинкой, а днем гоняю по дорогам в поисках Пеле. Говорят, она путешествует по островам автостопом, часто — в облике пожилой женщины. Вот я и странствую по дорогам, подбирая голосующих на обочине, чаще всего — старух… но на скорости в пятьдесят пять миль в час порой трудно определить возраст женщины, и нелицеприятная правда в конечном счете состоит в том, что я целыми днями таскаюсь по шоссе Алии на своем открытом «мустанге» и подбираю по обочинам всех баб, что там стоят.
Я их терзаю вопросами. Некоторые не выдерживают. Они начинают плакать, они лгут мне, они поют песни, которые орет мое радио, и показывают мне свои сиськи, а многие ко времени, когда мы подъезжаем к моей парковке в Коне, еще начинают клясться в том, что влюблены в меня.
Я привожу их именно туда вне зависимости от того, что они говорят или куда хотели бы попасть. Везу их через все шоссе Алии вниз по холму к нашему жуткому маленькому заливчику и всю дорогу предлагаю им хлебнуть джина из горячей пинтовой бутылки без крышки, которую держу на сиденье зажатой между ног.
Большинство из них уверяют меня, что готовы на что угодно, лишь бы не пить джин с двухсотфунтовым лысым психом в открытом «мустанге» на шоссе Алии или на парковке в Коне. Именно там я их и сгружаю. За исключением тех, кто пьет джин…
МОЕ МЕСТО ЗАНЯЛА СОБАКА
10 июня 1981 года
Кона
Дорогой Ральф!
Так вот! Все стало теперь совсем по-другому. Заняло это немного дольше, чем я думал, но этот орешек — Кону — я таки раскусил. Через шесть часов после того как я закончил последний кусок о двухсотом шоссе, я уже сидел в кресле на катере по имени «Хамдингер» и отчаянно сражался с огромной рыбиной, а семнадцатью минутами позже я подтащил ее достаточно близко, чтобы вышибить мозги могучим ударом большой самоанской боевой дубинки.
Никто теперь не пытается быть ко мне снисходительным, никто меня не берется опекать. Я теперь пью с рыбаками как равный. Мы теперь большие парни. Собираемся на закате у Хагго, травим баланду, пьем «Текилу-бум» и орем дикие песни про цингу. Я теперь — один из них. Тем вечером, когда мы поймали большую рыбу, я набрался у Хагго так, что мне перестали наливать, а вчера меня вышвырнули из бара гостиницы Коны за то, что я без всякой видимой причины пнул хозяина гостиницы в яйца. Последнее, что он произнес, было: «Зачем ты так со мной поступил?», после чего, закатив глаза, с ужасным стоном опустился на каменный пол прохода, ведущего на улицу. Там он и оставался где-то часа полтора, ни слова никому не говоря. И это после того, как он пригласил нас на ужин, накрыв стол на двести семьдесят шесть долларов.
Об этом мне рассказали, когда я пришел узнать, доставили ли ему от меня розы, что я послал, так сказать, в форме извинения… Как это все ужасно! Первый раз в жизни мне пришлось послать дюжину роз мужчине.
Услышав эту историю, парни у Хагго едва не сошли с ума. Они ржали как чокнутые, хлопали меня по спине, а бар даже восстановил мои привилегии. Здесь не любят Мардиана — мужика, которому я вмазал по яйцам, — за то, что, когда он купил гостиницу Коны, он первым делом пришел в бар Хагго, где обычно пьют рыбаки, и заявил, что он за шесть месяцев разорит это заведение, а кому это не нравится, пусть сосет его черный пояс.
Он весьма серьезно занимается карате и, наверное, еще снесет мне башку, когда в следующий раз я приду в его бар выпить… Но я так люблю на закате приложиться к «Маргарите», Ральф, а гостиница Коны — единственное место, где можно обналичить мои чеки.
Однако сперва я хочу рассказать тебе свою рыбацкую историю. Ее рабочее название — «Как поймать большого марлина в глубоких водах», но не исключено, что мне захочется назвать ее иначе, когда дело дойдет до печати.
Это сверхъестественная история, Ральф. Она была таковой с самого начала и неуклонно становится все более сверхъестественной по мере того, как проходит день за днем. Никто не может понять, почему я все еще здесь. Да я и сам толком не понимаю. Но ты знаешь, несмотря на это, мне начинает казаться, что что-то происходит, и происходит нечто важное, может быть, даже великое. Все это как-то работает — несмотря на опустошительные издержки.
А они реально опустошительны. Если только книга не станет бестселлером, мне придется наняться капитаном катера, или агентом по недвижимости, или сразу обоими. Это поможет мне закрепиться и протянуть; план не очень-то реальный, но мне надолго и не надо.
С рыболовным бизнесом я бы еще протянул, но вот рынок недвижимости здесь настолько прогнил, что я мог бы скупить все дома вдоль шоссе Алии и все равно обанкротиться к Рождеству. Весь берег может приобрести тот, кто даст самую большую цену. Или вообще любую цену — это не имеет значения. В Коне зарегистрировано шестьсот агентов по торговле недвижимостью, и с тех пор как ты уехал, они провели не более полусотни сделок.
Растущим рынком это никак не назовешь.
Вдруг от толпы, следовавшей за Куком, отделился один туземец с дубинкой в руках. Испугавшись, что капитан может обернуться, он отскочил было назад, но потом бросился вперед и, подняв дубинку, нанес Куку страшный удар по голове. Шатаясь, Кук сделал несколько шагов, затем упал на колено и руку, выпустив из рук мушкет, который с грохотом покатился по камням.
Было ясно, что капитан не убит этим ударом, но серьезно оглушен. Убийство взялся завершить другой туземец. Некоторые из наблюдавших опознали его. Могучий вождь Куа бросился к согбенной фигуре капитана, взмахнул своим pahoa и вонзил его в шею Кука. Но капитан был настолько силен, что даже этот удар не смог лишить его жизни. Еще живой, он упал в каменную расщелину, полную приливной воды, и тогда Куа вновь бросился на него, нанося удар за ударом, в то время как прочие аборигены, присоединившись к убийце, попытались удержать голову Кука под водой. Сопротивляясь, Кук приподнял голову. Сидевшие в баркасе на мгновение ясно увидели его большое морщинистое лицо. Искривленный рот капитана словно издавал неслышный крик, он протянул по направлению к баркасу свою слабеющую руку. Попытавшись встать, Кук получил еще один страшный удар дубинкой. И все было кончено — за исключением ужасного спектакля расчленения тела.
Генри Робертс из Шорхэма, что в Сассексе, помощник капитана, был среди тех, кто, находясь в баркасе, стал свидетелем происходящего, и то, что он увидел, будет являться ему в кошмарах всю его оставшуюся жизнь. Туземцы набросились на мертвое тело, словно волки на поверженного лося, нанося удары своими pahoa и остриями копий, камнями и дубинками. В какой-то момент несколько человек подняли труп капитана из расщелины и несколько раз ударили его головой об острые камни.