– Это же мое любимое лакомство! – Я покосилась на него с подозрением.

– Я знаю! – Питер лукаво улыбнулся.

– Чувствуется школа «барышень»! – бросила я ему с упреком. – Вы что, сговорились против меня?

– «Барышни», как ты их называешь, милейшие женщины, – с обидой возразил Питер. – Все мы желаем тебе только добра и хотим видеть тебя счастливой! Почему тебе повсюду мерещатся интриги?

– Что ж, пожалуй, на этот раз я прощу тебя, – сменила я гнев на милость. – Оставайся на ужин, раз уж сам его приготовил. Но потом тебе придется отсюда убраться.

– Согласен! – Питер с готовностью поднял бокал.

Любая идиотка могла бы догадаться, чем это закончится. Кроме меня. Поэтому когда я примерно через час после того, как была съедена курица и выпито вино, вдруг обнаружила, что сижу рядом с Питером на диване, как в былые времена семейной идиллии, и он уже лезет мне под блузку, меня аж затрясло от возмущения. Резко оттолкнув Питера, я вскочила и воскликнула:

– Ну, знаешь! Это уж слишком! Мы не на фривольной студенческой вечеринке! Веди себя прилично и не смей пользоваться тем, что я расслабилась. Кто тебе позволил распускать свои похотливые ручонки! Разве можно после этого тебе верить?

Я принялась нервно расхаживать по комнате.

– Прости! – Питер откинулся на спинку дивана и театрально прикрыл глаза рукой. – Это получилось у меня машинально.

– Лжец! – вскричала я. – Ты сделал это специально! Именно этого ты и добивался!

Питер положил руки на колени, выпрямился и с пафосом возразил:

– Неправда. То есть в определенном смысле, конечно, ты права, мне этого хотелось. Но если тебе это неприятно, то я не стану настаивать. Не хочу навязываться.

– Неужели? Ну спасибо! А как тогда прикажешь все это понимать? – Я взмахнула руками, указывая на окружающий мелодраматический антураж. – Ты без разрешения проник в мою квартиру, усыпал пол розовыми лепестками, зажег свечи, напоил меня, а теперь имеешь наглость заявлять, что не хочешь навязываться?

– Между прочим, ключи от этой квартиры дала мне Мэгс, – заявил Питер. – Можно сказать, что я действовал с ее благословения.

От ярости я заскрежетала зубами.

– Это только усугубляет твою вину! Зря ты впутываешь мою мамулю в наши отношения.

Питер вскочил и, вытянув руки по швам, патетически произнес:

– Ты абсолютно права! Извини, что я бесцеремонно вторгся в твою обитель, нарушив этим твое законное право на уединение. Мне не следовало так поступать, это непорядочно с моей стороны.

– Немедленно прекрати ломать комедию о пороках и добродетелях! – взвизгнула я. – Речь идет вовсе не об абстрактных моральных ценностях, а конкретно о тебе, Питер! Что с тобой происходит? Я тебя не узнаю! За два года, которые мы прожили вместе, у тебя ни разу не возникло желания позвонить моей тете Вере, чтобы получить рецепт моего любимого куриного жаркого.

Питер устремил взгляд поверх моей головы и прошептал:

– Возможно, на меня снизошло откровение!

– Возможно, – сказала я упавшим голосом. Выдержав драматическую паузу, Питер шагнул ко мне. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела его губы в дюйме от своего рта. Жар его тела обволок меня, и я сомлела. Его рука легла на мое бедро. Он обнял и поцеловал меня. Все затуманилось у меня в голове.

Мы снова очутились на диване.

«Это епитимья! – решила я, почувствовав, как сжимают его пальцы мои груди, теребя набухшие соски и вызывая во мне острое желание. – Несомненно, я наказана за свою непоследовательность самим провидением и приговорена к поцелуям, объятиям и соитию, которое завершится нечеловеческим оргазмом. Так мне, идиотке, и надо!»

– Прекрати! – крикнула я и оттолкнула Питера. – Дай мне собраться с мыслями!

Он погладил меня по щеке.

– Ни о чем не думай, успокойся и расслабься! Я не стану тебя торопить. И если ты решишь наутро, что все это ошибка и я тебе не нужен, то я безропотно смирюсь с этим. – Питер наклонился и поцеловал меня в мое чувствительное местечко возле ключицы. Вот в чем заключается коварство «бывших» – они знают все твои эрогенные зоны!

Шумно вздохнув, я приказала сердцу угомониться и прошептала:

– У меня нет презервативов...

Питер снисходительно улыбнулся и сказал, расстегивая пуговицу и молнию на моих джинсах:

– Об этом не беспокойся! Обойдемся без них... Остальное он объяснил мне при помощи языка и губ.

– А ты? – простонала я, изнемогая от желания.

– Обо мне тоже не беспокойся, – промычал он, прервав на миг оральные ласки, и вновь уткнулся носом в преддверие моего лона, задрав мне ноги. Какое бесстыдство! Так мне и надо!

Я закрыла глаза и представила на его месте другого мужчину.

«Мои чувства так необычны... – промолвила Элизабет, пряча от Дарси улыбку. Они беседовали во время прогулки. – Я бы даже сказала, что они противоречивы!»

Я сунула в рот сигарету, закурила, зажмурив левый глаз от дыма, и потянулась рукой к пульту, чтобы прервать развитие событий на экране в тот момент, когда в глазах Дарси засветилась радость и он облегченно вздохнул, убедившись, что Элизабет наконец ответила взаимностью на его любовь. Сделав глубокую затяжку, я положила сигарету в пепельницу, где уже возвышалась горrа бычков, и коснулась пальцами мыши ноутбука, который я на всякий случай заранее открыла.

В моем нынешнем состоянии лучше было подстраховаться, чтобы не упустить внезапно родившуюся в голове светлую мысль и сохранить ее в памяти компьютера, которой я доверяла больше, чем своей.

Моя диссертация пребывала в том же виде, в котором я оставила ее в феврале – сорок страниц полного бреда, с незаконченной последней фразой, начинающейся так:

«Частые заимствования сюжетных линий Остен современными писателями свидетельствуют, что...»

На этом месте поток моих мыслей внезапно прервал телефонный звонок. Попытка же вспомнить окончание предложения после завершения разговора оказалась безуспешной, и я захлопнула крышку ноутбука, решив вернуться к работе утром на свежую голову. Назавтра, в День святого Валентина, меня бросил Питер. И с тех пор я уже не притрагивалась к диссертации.

Неприятные воспоминания помешали мне возобновить работу над ней и теперь. Тяжело вздохнув, я закрыла ноутбук, подлила в бокал вина из наполовину опустошенной бутылки и взглянула на монитор. Часы показывали 11:15. Утра.

Моя рука потянулась к дымящейся в пепельнице сигарете.

Курить я начала еще в старших классах средней школы, но потом отказалась от этой вредной привычки, опасаясь, что она пагубно скажется на моей памяти и я провалюсь на экзаменах. Вдобавок мне надоело паниковать всякий раз, когда сигареты в пачке заканчивались. Да и перспектива заболеть раком легких меня тоже не прельщала.