– О Боже! Я совсем об этом забыла! – Опершись на плечо Йена, я сняла испорченную обувь вместе с промокшими носками. Оставшись босиком на тротуаре, я с ужасом посмотрела на свои загубленные туфли и содрогнулась.

– Я не смогу к этому прикоснуться, – прошептала я.

– Подождите минуточку! – попросил Йен и, сбегав к машине, принес из багажного отделения мешок для мусора, сложил в него носки и туфли с тротуара и бросил все это в мусорный контейнер.

– Пожалуй, – сказал он, когда мы уселись в его машину, – это самая противная вещь, которую я сделал ради женщины.

Смеяться мне почему-то не хотелось.

– Спасибо, что подвезли меня, – сказала я, выйдя из душа. – И за то, что остались. Подождите, пожалуйста, меня еще минуточку!

Я размотала полотенце на голове, швырнула его на кровать, заколола волосы на макушке и стала переодеваться в джинсы и майку.

– Можете не торопиться, – отозвался Йен из столовой.

Взглянув на себя в зеркало и оставшись довольна своим видом, я вышла в столовую и предложила:

– Давайте заедем в кондитерскую Сью Энн и полакомимся пончиками с кофе.

Йен стоял у кухонного столика и с любопытством рассматривал бархатную коробочку, оставленную Питером. Заслышав мои шаги, он обернулся и с улыбкой кивнул:

– Что ж, поехали!

Но мои ноги приросли к полу. Поигрывая ключами от машины, Йен пристально смотрел на меня.

– Мы с ним не общались почти четыре месяца, – пролепетала я. – И вдруг он, даже не предупредив меня, прикатил сюда из Бостона и попросил моей руки.

Йен сочувственно вздохнул. Последовала короткая, но выразительная безмолвная сцена, в течение которой я лихорадочно пыталась угадать по выражению его лица, что он чувствует и о чем думает в данный момент. Но на лице невозмутимого англичанина не дрогнул ни один мускул.

– Это меня совершенно не касается, – произнес он наконец.

– Я ему отказала, – выпалила я, вытаращив глаза. Йен покосился на футляр, потом снова взглянул на меня, но так и не проронил ни слова. А мне почему-то вдруг подумалось, что я, собственно говоря, и не отказывала Питеру. Хотя и собиралась. Не выдержав томительного молчания, я добавила:

– С тех пор мы с ним еще не виделись. Я хочу вернуть ему его подарок.

Йен окинул рассеянным взглядом мое жилище, покусал губу, хмыкнул и сказал:

– Кажется, мне следует извиниться перед вами, Порция.

– Нет! – шагнула я к нему. – Вы не должны передо мной извиняться. Я сама во всем виновата! Мне ужасно стыдно за все, что я вам наговорила!

– Не принимайте это близко к сердцу. – Йен махнул рукой. – Мне понятны мотивы вашего поступка. Я Немного погорячился и прошу вас меня простить.

– Тогда и вы простите меня, Йен! – вскричала я. Он молча кивнул, не глядя мне в глаза. Я подошла еще ближе к нему и спросила:

– В чем дело? Вы все еще сердитесь?

Йен покосился на меня и вновь отвел взгляд. На мгновение мне почудилось, что ему хочется поцеловать меня.

Но уже в следующую секунду я поняла, что заблуждаюсь.

– Видите ли, Порция, дело в том, что... – запинаясь произнес он. – Короче говоря, тот эпизод навел меня на мысль, что нам нужно остаться добрыми друзьями. И не более того.

– Ах вот как! – Я прикусила губу.

– Как только я завершу работу над своей новой книгой, – сказал Йен, – я тотчас же уеду в Лондон.

По спине у меня пробежал холодок: я знала, что его работа над романом приближается к концу, еще неделя-другая – и все.

Йен пожал плечами и мертвым голосом добавил, не глядя на меня:

– А вы в конце лета вернетесь к себе в Нью-Йорк. Мы просто встретились в неудачное время, к сожалению.

«Если бы дело заключалось только в этом, – подумала я, – то сейчас ты бы смотрел мне в глаза». Впрочем, это ничего бы не изменило, всемогущее «антипригарное покрытие» все равно бы победило.

– Да, конечно, – сказала я. – Вы абсолютно правы.

– Поймите меня, Порция! – воскликнул Йен, взглянув наконец-то мне в глаза. – В этом нет ничего личного.

Любопытное оправдание отказа!

– Разумеется, я все понимаю. Виной всему неудачное стечение обстоятельств.

– Вот именно, – сказал Йен, как-то странно посмотрев на меня.

– Действительно, затевать что-то серьезное не имеет смысла, – согласилась я, заправляя за ухо локон.

– Вот и я о том же! – радостно подхватил он и добавил, теребя ключи: – Что ж, надеюсь, вы еще заглянете ко мне как-нибудь после полудня. Мы ведь славно проводили вместе время! Я скучал по вас всю неделю.

– Я тоже, – вымученно улыбнулась я.

– Так что же, мы едем в кондитерскую? – переступив с ноги на ногу, спросил Йен.

– Конечно! – тряхнула я головой и направилась к двери, размышляя о загадочной напасти, передающейся всем девицам Фаллон из поколения в поколение, наравне с другими наследственными качествами. Если бы ученым удалось открыть ген «тефлоновой вагины», это многое бы объяснило.

Карты сдавал Йен. Мы играли в блэкджек. У меня было шестнадцать очков, у Йена – четырнадцать.

– Еще карту! – потребовала я.

Йен метнул карту на стол. Пятерка червей.

– Ура! – завопила я, радостно захлопав в ладоши. Было два пополудни, но, как и предсказывал Йен, маленький сорванец еще не появился на свет. Мать Бьюджи и Дэви находились в больничной палате. Мы с Йеном резались в коридоре в карты.

– Не спеши ликовать, – охладил мой пыл Йен, вскинув руку. – Посмотрим еще, что выпадет мне.

– Ты все равно не наберешь «двадцать одно», – с Усмешкой ответила я, предвкушая верный выигрыш.

– Как ты можешь быть в этом уверена? – возразил он, постукивая пальцами по рубашке верхней карты в колоде.

– А какие у тебя шансы?

– Не знаю, но все-таки попытаю удачи.

– Бесполезно! – покачала я головой.

– Поглядим! – Йен открыл карту и метнул ее на стол. Я взглянула на нее и вскричала:

– Ты шулер! – Ему выпала семерка треф. Он выиграл.

– Разумеется, нет! И не пытайся увильнуть от расплаты.

– Хорошо, – вздохнула я. – Уговор есть уговор. Говори свое желание!

Йен постучал носком ботинка по полу, задумчиво глядя в потолок, и объявил:

– Расскажи мне о ваших с Питером отношениях.

– Зачем тебе это надо?

– Должен признаться, что я крайне любопытен. – Йен положил колоду на стол. – Я же писатель.

Он был прав, и я была вынуждена сдаться.

– Хорошо. Но только это длинная история. Так что я схожу раздобуду кофе. А ты усаживайся поудобнее.