Женщина крепко обняла меня. Я сжал её в ещё более сильные объятия, утыкаясь носом в макушку.

— Мне так жаль, — повторяла она. — Такое горе.

Ямира продолжала плакать, когда я почувствовал сильную руку Тихомира на своём плече.

— Тебя ждёт бабушка Ефания, — сказал друг.

Ямира тут же отошла в сторону, смотря на меня полными слёз глазами. Женщина сложила ладошки у груди и коротко кивнула, а я пошёл в единственный шатёр на поляне.

Бабушка и впрямь была плоха́. Старушка лежала на лежанке с закрытыми глазами и тяжело дышала. Сиплые хрипы издавала её старая грудь. Плохой знак. Я присел у лежанки, поджав под себя ноги, и покорно склонил голову. Мои руки сами потянулись к старым ладоням, покоившимся на обрюзглой груди.

— Макарий, внучок мой, — прохрипела старушка. Я поднял взгляд на неё. — Ты вовремя, — слегка улыбнулись старые губы.

— Нет, я опоздал. Я мог бы предотвратить…

— Не кори себя, — тронула моё лицо. — Всё, что свершилось, было предначертано.

— Нет! — воскликнул я. — Мои родители, старейшины, шамахи, я… мог… нет, должен был их спасти.

— Никто не властен над временем и замыслом духов. Твои родители погибли, чтобы дать тебе шанс. Чтобы ты постиг высшую силу. Я видела пророчество духов. Тебе суждено стать великим, мальчик мой. Но, чтобы постичь величие, нужна жертва.

— Не слишком ли велика жертва?!

— Всё закономерно. Запомни, Макарий, ты избранный и ты не можешь подвести память отца. А теперь иди и позволь мне отправиться в мир духов.

— Нет, бабушка…

— Иди, — упрямо повторила она и, закрыв глаза, отвернулась.

Я покинул шатёр бабушки и меня встретили родные жители деревни. Они не задавали вопросов, будто знали: всё, что случилось, неизбежно. И смерть близких, и моё возвращение. Меня накормили и положили спать под высоким дубом. Но сон не шёл. Я думал об Ангелине. После потрясения я и забыл о девушке с изумрудным взглядом, но, немного утешив душу, я снова думал о ней. Думал о нашей любви. О том, что она могла стать моей суженой. Она уже ей стала, просто в глазах духов мы чужие, хоть и не единожды были близки. Я отчаянно нуждался в её поддержке. Эта девушка, как никто другой, может исцелить меня, затянуть рану в сердце. Время пришло. Я был в её мире. Она должна побывать в моём.

Именно с этой мыслью я поднялся и рванул в город. Утром мне предстояло встретиться с отцом рода Восточного племени. Но возникла большая вероятность того, что я не успею, но тяга к Ангелине была сильнее. Без неё мне не жить, без неё я не справлюсь. Эти мысли заполняли разум. Я бежал, не надеясь ни на что, просто мне необходима она. И сквозь гул собственных мыслей я ощутил присутствие Мирного и Тихого. Братья бежали бок о бок со мной. Я почувствовал чёткий призыв тигра: «Я помогу». И, вмиг оседлав животное, мы помчались со всех ног к ней. К девушке с изумрудным взглядом, к той, что забрала часть моей души в тот миг, когда наше сознание соединилось.

Верхом на тигре я домчался до города за два часа. Стояла глубокая ночь и дом, где жила Ангелина, поглотил мрак. Все спали. Закрыл глаза, сосредоточившись на её мыслях. Я посылал сигналы девушке. Она их услышала. Выглянула в окно и спустилась во двор. Тихий предусмотрительно отступил в заросли деревьев, туда, где я сам когда-то прятался.

Она стояла в лёгком халатике и растерянно смотрела в мои глаза. Я чувствовал её сомнение, её трепет от нашей встречи. Она скучала. Я пропал, а она ждала. Это всколыхнуло волну радости. И, не совладав с эмоциями, я кинулся к ней. Сомкнул желанное личико руками и прильнул к губам. В момент соприкосновения всё тело пробрало дрожью, глаза защипало от слёз. Я так нуждался в ней. Мне так нужна она.

— Ты был в своей деревне? — спросила она, глядя в мои глаза. Не в состоянии ответить, я лишь слегка кивнул. — Я сразу это поняла. Твои глаза снова голубые.

Мне не хотелось слов. Я хотел её прикосновений, её ласк, её поддержки. Мои руки сжали её в крепкие объятия. Нос погрузился в белокурые волосы, губы коснулись шеи. Мне просто необходимо почувствовать её тепло.

— Ты возвращаешься к родным? — спросила она.

— Нет больше родных, — раненым голосом прохрипел я.

Она вмиг отпрянула, с тревогой заглядывая в глаза.

— Мои родители мертвы, — глотая горький комок в горле, просипел я. — Их убили так же, как и всех старейшин, и шамахов. Мою деревню уничтожили. Бабушка Ефания мертва.

— Какой ужас, — ахнула она и прикрыла рот дрожащей рукой. — Ужасно, — повторила Ангелина, — а Забава?

— В плену.

— Главное, что она жива, — обняла и прижала мою голову к плечу.

— Ты нужна мне, — зажмуриваясь, чтобы сдержать слёзы, молил я. — Ты нужна…

— Всё наладится, — гладила она меня по голове. — Скоро мы уедем и начнём новую жизнь.

— Новую жизнь? — отшатнулся.

— Да, как хотели. Всё будет хорошо.

— Мою деревню разрушили, моих родителей ритуально убили, старейшин больше нет, шамахов нет! — кричу, срываясь на хрип. — Бабушка Ефания мертва, — тише добавляю, — а ты говоришь о новой жизни?

— Тише, — рванула ко мне, протягивая ладони к лицу. — Тебе больно, но нужно жить дальше.

— Нет больше жизни! — повышая голос, воскликнул я. — Её уничтожили, как ты не поймешь?

— Мне жаль, — повторяет она. — Но что мы можем изменить?

— Можем! — расправив плечи, с гневом выкрикиваю. — Меня благословил великий предок. Дарен подарил мне способности. Я могу всё исправить. Я могу отомстить. Но мне нужна ты!

— Макарий, — потупив взгляд, начинает она, — это страшно, но мёртвые не возвращаются, а месть не утешит тебя.

— А что утешит? Жизнь вдали от своих корней? Я нужен им, а ты нужна мне. Ты должна пройти этот путь со мной, а после, возможно, мы поедем в столицу, как и планировали.

— Я тоже не могу всё бросить, — упрямится она.

— Дай мне год, и ты полюбишь мой мир.

— Твой мир? — ехидно улыбнулась она. — Макарий, ты можешь возвращаться, но мне не место в лесу.

— Тебе же нравилось среди нас, — наступаю и вопросительно заглядываю в её глаза, но не вижу в них былой любви. Не вижу преданности. Она не пойдёт со мной. Я чётко это почувствовал.

— Нравилось? — ухмыляется она. — Да вы за человека меня не считали. Называли чужой. Что, больше не чужая?

— Ты пройдёшь обряд и тебя примут в наш мир, — с надеждой говорю, заглядывая в глаза и ища там хоть каплю понимания.

— Какой обряд, Макарий? — отворачивается она. —