Как считали древние скандинавы, на заре времен в центремироздания находился остров Гиннунга, погруженный в вечный полумрак. Егосеверная часть была закована во льды, а южная — пылала в огне. Тысячелетия ледсражался с пламенем, в результате чего потекли реки, а в бездне затеплилисьпервые искорки жизни. Согласно шумерскому мифу, Ип-ки вступили в схватку сморским драконом и одолел его, тем самым отделив море от суши. Сам Ип-ки былчем-то вроде языка пламени. Ацтеки были убеждены в том, что первые люди былисделаны из камня, а пламенеющее небо знаменует начало новой эры. В разное времялюди по-разному представляли себе конец света: Судный День, Геттердаймерунге,расщепление ядра. Что же касается меня, то я видел рождение и смерть миров илюдей, как в прямом, так и в переносном смысле. И всегда одно и тоже — огонь ивода.

Вне зависимости от вашей ученой степени, в глубине души вывсегда остаетесь алхимиком. Вы живете в мире жидкостей, твердых тел и тепловогообмена, который сопровождает изменение состояние вещества. Эти процессы выпонимаете и ощущаете. Однако все, что вам известно об их подлинной природе,хранится где-то в глубинах памяти. И когда речь идет о таких повседневныхзанятиях, как приготовление кофе или запуск воздушного змея, вы имеете дело счетырьмя стихиями древних философов: землей, воздухом, огнем и водой.

Скажем прямо, в воздухе нет ничего интригующего. Конечно,без него долго не протянешь, но поскольку его не видно, то пока он ведет себяспокойно, ты принимаешь его существование за должное и не обращаешь на негоникакого внимания. Земля? Все дело в том, что она практически вечна. Всетвердые тела тяготеют к неизменной упорядоченности.

Но вода и огонь — совсем другое дело. Они не имеют ни формы,ни постоянного цвета и все время находятся в движении. Предрекая возмездие богов,пророки очень редко грозят землетрясением или ураганом. Нет, за многочисленныепрегрешения обычно наказывают пожаром или потопом. Первобытный человек встал наверный путь, когда, научившись разжигать костер, он всегда держал под рукойдостаточно воды, чтобы при надобности быстро погасить его. Разве случайно мызаполняем океан чудовищами, а преисподнюю — пламенем? Мне кажется, нет.

Огонь и вода подвижны, а движение — свойство, присущее всемуживому. То и другое загадочно, может легко искалечить или даже убить.Неудивительно, что и другие разумные существа относятся к огню примерно так же.Все это — подход алхимика.

И в наших отношениях с Кати было нечто подобное, — что-тогрозное, подвижное, загадочное, полное разрушительной силы, способное и датьжизнь, и отобрать ее. Она была моей секретаршей почти два года, прежде чем мыпоженились. Это была маленькая темноволосая девушка с красивыми руками, которойшли яркие платья. Она любила кормить крошками птиц. Я нанял ее через агентствона Маеле. Во времена моей молодости люди были довольны, принимая на работусообразительную девушку, которая умела печатать на машинке, стенографировать ивести переписку. Однако, в наш задыхающийся в потоке информации век агентстворекомендовало мне ее, поскольку она имела диплом доктора секретарского дела,полученный в Маельском Университете. Боже! Первое время дела шли хуже некуда.Она перепутала все, что только возможно перепутать. Из-за этой неразберихипереписка стала запаздывать на полгода. Наконец, за солидную плату мне поиндивидуальному заказу изготовили пишущую машинку двадцатого века, и я научилее печатать на ней, а так же дал ей несколько уроков стенографии. И она сталасправляться со своими обязанностями на уровне выпускницы колледжа соспециальностью бухгалтера моего времени. Вскоре все пришло в норму и, крометого, лишь мы с ней могли разобрать каракули Грегга — что было совсем неплохо сточки зрения секретности и как-то сближало нас. Она была маленьким яркимогоньком, а я — ушатом холодной воды, и в течение первого года нашей совместнойработы я нередко доводил ее до слез. Но вскоре я уже не мог обходиться без нееи понял, что дело не только в том, что она хорошая секретарша. Мы поженились исчастливо прожили шесть лет — почти шесть с половиной… Она погибла во времяпожара в Майамском Космопорту, куда приехала, чтобы встретить меня. У нас былодва сына, один жив до сих пор. Огонь преследовал меня, так или иначе, всюжизнь. Вода, напротив, всегда была добра ко мне.

И хотя вода мне гораздо ближе, чем огонь, мои миры порожденыими обеими. Кокутас, Новая Индиана, Св.Мартин, Бунинград, Милосердная, Иллирияи все прочие планеты появились на свет, пройдя через нагрев, остывание,испарение и обводнение. И вот я пробирался сквозь леса Иллирии — мира,задуманного как курортный рай — рядом со мной шел враг, который купил ее,отобрав у людей, для которых я ее создал: влюбленных пар, просто отдыхающих —людей, которым еще нравились деревья, озера и горы, соединенные между собойтропами. Все очарование исчезло: стволы деревьев, среди которых мы шли, былиискривлены; озеро, к которому мы направлялись — осквернено. Эта земля былапокрыта ранами, ее огненная кровь сочилась из вздымающейся впереди горы. Огонь,как всегда, угрожал мне. Над головой нависли тучи, и из их сероватой белизны начерную землю продолжали сыпаться хлопья пепла — бесконечный поток приглашенийна похороны. Иллирия понравилась бы Кати, если бы она попала не в это место ине в это время. Одна мысль о том, что она сейчас находится там, где Шендонправит бал, вызывала у меня боль. Продвигаясь все дальше, я тихо слал емупроклятия. Вот, что я думаю об алхимии.

Мы шли молча примерно часа полтора, потом Грин-Грин началхныкать, что у него болит плечо и вообще он устал. Я сказал, что он можетрассчитывать на мое милосердие лишь до тех пор, пока передвигаются ноги.Удовлетворенный таким ответом, он заткнулся. Где-то через час я позволил емуперевести дух, а сам залез на дерево, чтобы посмотреть, что нас ждет впереди.Мы уже прошли немало и скоро должен был показаться холм, по склону которого нампредстояло спуститься к озеру. Стало немного светлее, и туман практическирассеялся. Это был самый жаркий день с момента моего приземления. Карабкаясь надерево, я весь вспотел и ободрал ладони, которые в последние годы неподвергались таким испытаниям, о жесткую кору. Кроме того, все ветви былипокрыты толстым слоем пепла и пыли, которые клубами взвивались в воздух прималейшем прикосновении. Глаза у меня горели и слезились. Я несколько разчихнул.

Мне удалось разглядеть скалистые утесы острова,возвышающиеся над вершинами деревьев. Чуть дальше и немного левее я увиделдымящийся конус новорожденного вулкана. Я снова выругался и слез с дерева.

Примерно часа через два мы стояли на берегу Ахерона.

В маслянистой воде озера не отражалось ничего, кроме языковпламени. Лава и раскаленные камни громко шипели, падая в воду. Глядя на то, чтостало с делом рук моих, мне казалось, будто меня самого вываляли в грязи.Ленивые волны выбрасывали на берег хлопья пены и кусочки пемзы. Целые островкиподобной грязи плыли в направлении берега. На мелководье, белея брюхом,покачивалась на волнах дохлая рыба, жутко воняло тухлыми яйцами. Я сел накамень и закурил, глядя на все это.