как вы, я

должен измениться эволюционно, как должен был бы до

мировоззрения двадцатого века дотянуться человек

средневековья. Я просто не готов к такой быстрой,

катастрофической для меня эволюции.

Нефедов замолчал, ожидая, что кто-нибудь из них

заговорит, но каждый из них даже не шелохнулся.

– Я не могу остаться здесь и потому, – продолжал

Василий Семенович, – что ты, Толик, был тогда прав.

Помнишь наш спор о женщинах? Прости меня за резкость.

Поймите, я вовсе не хочу смерти. Так как я хочу

бессмертия сейчас, я не хотел его никогда. Но дайте мне

отпуск, если можно так выразиться.

156

– Мы не компетентны принять такое решение, – с

явным и даже резким разочарованием в Нефедове, сказал

Виктор, поднимаясь с облегченно скрипнувшего стула.

И эта откровенная реакция невольно задела самолюбие

Василия Семеновича. Виктор из всех троих

восстановителей всегда был, как бы, несколько отодвинут,

во всяком случае, Нефедов общался с ним меньше всего.

Но теперь эта его внезапная резкость открыла многое.

Скорее всего, в этой научной группе именно он-то

спокойный и неторопливый играл роль главного мозгового

центра. И в то время, как Юрий Евдокимович, с которым у

Нефедова сложились особо доверительные отношения,

пропадал со своим подопечным в разных поездках и

экскурсиях, Виктор продолжал корпеть в лаборатории. Кто

знает, может быть, он-то и вложил больше всех труда и

усилий в это восстановление. Так что тут уж не до обиды.

По большому счету все они правы.

– Да, да, – подтвердил слова Виктор и Юрий

Евдокимович, – это может решить лишь всеобщий опрос.

Хотя, конечно же, такого вопроса у нас еще никогда не

обсуждалось.

– Тогда я сейчас же делаю заявление в канал идей, –

торопливо предложил Нефедов.

– Но мы еще не допили вино, – вклинился Толик,

видимо, решив хоть как-то отвлечь его.

Нефедов разлил оставшееся, уже не так весело

играющее шампанское, и тут же выпил свой бокал. Выпил

и Толик. Остальные, сидевшие теперь на диване, даже не

потянулись к своим бокалам.

– О! – вдруг специально радостно воскликнул Толик. –

Так я ж, про подарок забыл!

Он принес из прихожей сверток, перевязанным

торжественным бантом. Развернул светящуюся радужную

бумагу и протянул хозяину. . топор. Виктор и Юрий

Евдокимович невольно лишь улыбнулись-усмехнулись.

157

– Что это? – недоуменно спросил Нефедов.

– Это тебе на случай, если ты забудешь ключи дома.

Конечно, в другое время это могло бы оказаться удачной

шуткой, но не теперь.

– Боже мой, – прошептал Нефедов, рассматривая столь

неожиданный предмет, – а ведь я помню его с детства. Он

стоял в углу за печкой. Мы кололи им лучины для

растопки. А вот этим краем мы с отцом однажды рубили

проволоку. Где ты его взял?

– Да уж взял, – растерянно, словно уличенный в краже,

пробормотал Толик.

– Нет уж, – неожиданно заключил Нефедов, – давайте,

не будем медлить.

Толик вопросительно взглянул на старшего

восстановителя, и тот лишь грустно и печально покивал

головой. Толик, шумно скомкав нарядную обертку и сунув

ее в карман, положил перед собой УП, вызвал канал

заявления идей, и Василий Семенович сделал свое

заявление. Заявлению тут же был присвоен номер 43-26.

После этого они переключились на канал просмотра всех

идей. Там, как обычно, шел поток самых сумасшедших

предложений, строго выверенных проектов, ничего не

значащих реплик уже передаваемых на всю цивилизацию.

Все это шло без всяких комментариев: для обсуждения

каждого предложения существовал отдельный подканал.

– Вряд ли ты пройдешь так скоро, – предположил

Виктор, – там ведь своеобразная очередь.

Однако его прогноз не оправдался. Через несколько

минут прямо в воздухе прорисовался номер, присвоенный

предложению Василия Семеновича, в комнате появился,

как бы еще один Нефедов и повторил свое заявление.

– Люди сорок четвертого века, – спокойно говорил он

теперь уже всей цивилизации, – обращаюсь к вам и

надеюсь на понимание…

158

Как только он замолчал, Толик произнес шифр 43-26 с

добавлением литеры “А”. Перед ними на воздушном, но

непроницаемом фоне предстала таблица счета голосов.

Первыми появились и стали стремительно увеличиваться

голоса «против», но это были пока, конечно, просто

эмоции. И впрямь, потом, как бы с запозданием появились

голоса в поддержку. Их число, увеличиваясь все быстрее,

скоро сравнялось с голосами несогласных, о чем счетчик

дал знать общей красной вспышкой, и стремительно

пошло вперед.

Нефедов и его гости просидели перед этим экраном

минут пятнадцать. Картина не менялась. Толик отключил

УП.

В квартире была тишина и запах оплывающих свечей.

Юрий Евдокимович сидел на диване, обречено стиснув

голову ладонями. Виктор задумчиво маленькими зрачками

смотрел на ровный огонек свечи. Толик искоса

посматривал на Нефедова, побледневшего от волнения.

Того поразило уже одно количество людей,

среагировавших на его заявление. Вот сколько человек

могут тут мгновенно узнать о тебе.

– Ну что вы, я ведь уже знаю, как умирают, – и с

ощущением какой-то свободы, и с холодком отстранения,

попытался шутить Нефедов, – правда, в прошлый раз это

было не очень приятно, но уж теперь-то вы как-нибудь

подсластите это.

Никто, однако, не улыбнулся и ничего не ответил.

– А вы знаете, – продолжил Василий Семенович и сам

уже без улыбки, – мне, ведь, и вправду не страшно. У меня

такое ощущение, будто до конца-то я и тогда не умирал.

Как будто какой-то своей частью я жил все эти

тысячелетия. Эта моя часть (может быть душа?) не помня

событий времени, помнит лишь его бесцветный каркас, и

потому мое принятие нового похоже на узнавание

виденного, но чуть забытого.

159

– Пожалуй, это любопытно, – констатировал старший

восстановитель с оттенком профессионального интереса,

конечно, достаточно тусклого на этот раз.

Дальнейший разговор из-за налета грусти получился

очень взаимопроникновенным. Теперь уже, как бы на

прощание, восстановители еще более детально

обрисовывали картину будущего всевоскрешения. Василий

Семенович неожиданно заметил, что они будто в чем-то

оправдываются перед ним. Да ведь это ему надо

оправдываться… Другой-то на его месте, возможно, и

прижился бы тут. Устроился бы, например, егерем на

Земле Дубль-А и обосновал там новый род. Не того они

выудили из небытия, не того… Слишком уж социальным,

что ли, он оказался.

В последний момент, когда гости прощально пожимали

руку в прихожей, и когда у них уже не осталось

возможности возразить, Нефедов сказал главное:

– Пусть это произойдет завтра. Лучше всего утром.

Завтра я специально не буду выходить из квартиры.

Сделайте, пожалуйста, так, чтобы я ничего не заметил.

– Эх, – вспомнил вдруг старший восстановитель, – а

ведь я хотел еще с тобой к нашему Великому Старцу Сай

Ши