готовите для его друзей и близких, для всех людей его

времени.

– Покажем, все покажем, – с готовностью поддерживая

его торжественность, обещали хозяева.

После встречи все спустились в одно из таких же

современных, как и на Земле, строений. Воздух, которым

тянуло снизу, был напитан ароматом дикого леса,

пронзительными запахами хвои и брусничника. На стене

большой светлой комнаты висело несколько медвежьих и

тигриных шкур. Нефедов подошел и погладил их: шкуры

были настоящими. Хозяева пояснили, что в окрестностях

космодрома видимо-невидимо зверья, которое приходится

отпугивать, но с этими, особенно настырными

экземплярами, пришлось покончить. Василию Семеновичу

даже представили бородача, сделавшему это, однако тот уж

как-то слишком старательно опускал глаза, так что,

кажется, дело было не в отпугивании, а в охотничьем

азарте, проснувшемся в этом человеке.

Нефедову, которого и впрямь воспринимали, как

представителя новоселов, очень долго и обстоятельно

рассказывали о новой планете. Если сравнивать ее с

Землей, то тут, оказывается, все было не так, здесь была

совершенно иная ситуация и с полезными ископаемыми, и

с радиационной обстановкой, и с климатическими

сюрпризами. Однако, как бы там ни было, но жить здесь

можно было вполне. На планете строилась подземная

энергостанция, первая очередь которой уже работала,

обеспечивая в основном энергетический поток

138

космодрома. Кое-где на полях выращивали пшеницу и

овощи.

Встреча закончилась обедом, после которого гостей на

пятиместном экспедиционном леттраме прокатили по

новой планете с остановками сначала на берегу озера,

кипящего рыбой, а потом на берегу широкой реки с

синевато-хрустальной водой и длинным песчаным пляжем.

Сидя на песке, Нефедову было удивительно видеть

гигантское количество свободно и, как подумалось,

бесполезно текущей воды. Здесь по всем древним

правилам путешественники разожгли костер, быстро

наловили рыбы и сварили уху. Пока она варилась, хозяева

предложили гостям искупаться. Нефедов очень хотелось

окунуться в воду новой планеты, но как купаться, нырять,

фыркать, под этим пристальным наблюдением? Юрий

Евдокимович и охотник все же искупнулись, а Нефедов с

двумя другими бородачами, предпочли наблюдать.

Задумчиво глядя на огонь, на воду, на купающихся людей,

Василий Семенович не мог поверить, что это огонь и вода,

по сути, «построенной» планеты, на которую можно вот

так банально прилететь и любоваться не только зеленью и

водой, но и ее совершенно естественными закатами и

рассветами (получается, что тоже «построенными»); как

поверить, что перед тобой люди другого времени и других

планет? А, взглянув на какой-то уж слишком

«навороченный» карабин, лежащий на всякий случай

расчехленным, рядом с одеждой охотника, Нефедов даже

усмехнулся тому, что ведь, в общем-то, он находится не

только в другом времени, но и в одной из эпох этого

времени. В то время как на Земле воздвигнут

своеобразный шутовской памятник последнему «человеку

с ружьем», здесь люди спокойно живут и стреляют, что ни

для кого не удивительно. Однако и тут в этих далеких

мирах было многое, как было всюду и всегда – тепло

костра и обжигающая горло наваристая уха, с запахом

139

дымка, черного перца и лаврового листа, с куском

настоящего ржаного хлеба, вынутого из походных

рюкзаков…

По пути на Землю после целого дня, проведенного на

Дубль-А, Юрий Евдокимович и Нефедов пытались еще о

чем-то говорить, но от усталости у обоих слипались глаза.

Даже на звезды Василий Семенович смотрел уже без

всякого трепета. В последний час пути он и вовсе клевал

носом, словно ехал на какой-то банальной телеге. Землю

они догнали в тот момент, когда их полушарие уходило в

ночь. Старший восстановитель растормошил Нефедова,

чтобы тот не пропустил восхитительную картину вечерней

Земли. Нефедов глянул и ахнул. Планета была окутана

сплошным разноцветным переливанием. Вот он

блестящий человеческий муравейник, в котором на самом-

то деле не было никакой суеты. Нефедова охватил восторг

от вида живой космической материи, которая теперь уже

постоянным фонтаном била в космос… И в порыве

восхищения он твердо, как только мог, пообещал себе

сделать все возможное, чтобы сживить себя с этой

грандиозной сияющей цивилизацией, сделать все, чтобы

стать ей полезным.

21. РОБИНЗОН ПЛАНЕТЫ ГЕЯ

Минул месяц, за который Нефедов и старший

восстановитель побывали еще в нескольких экскурсионных

экспедициях: на Луне с ее как бы полуподвальными, или,

точнее, полуподлунными, причудливыми городами с ее,

как уже считалось, коренными жителями, в двух похожих

на сказку, подводных городах Тихого океана с их

обширными морскими заповедниками и плантациями, в

одном из космических городов с восьмимиллионным

населением, а в заключение на окраине Солнечной

системы, чтобы, как пошутил Юрий Евдокимович,

140

подыгрывая Нефедову, взглянуть из-под козырька за

околицу этой «большой деревни». Конечно, люди

заглядывали и дальше, но это было дело кораблей иного

типа. Дальше этого предела был лишь Тантал, заселенный

людьми и далекая печально известная Гея – планета, на

которой с момента гибели ее населения побывала лишь

одна экспедиция. Эта экспедиция, стартовав с Геи, неслась

теперь к Земле, ожидаясь здесь уже через пятнадцать лет.

Старший восстановитель никогда раньше не совершал

таких методичных экскурсий и не раз за это время

взволнованно признавался, что и сам уже, как-то подзабыл

об истинной грандиозности своей цивилизации. Видимо,

отчасти это было потому, что Юрий Евдокимович

поневоле взглянул на все новыми глазами своего

подопечного.

В конце этого насыщенного месяца старший

восстановитель сообщил, что следующая неделя

потребуется ему для своих накопившихся дел, с которыми

Виктор и Толик уже не справляются. Эта отсрочка была

необходима и по другим причинам: во время путешествий

Юрий Евдокимович иногда, как бы в сторону замечал, что

та или иная картина, то или иное впечатление, пережитое

ими вместе, могло бы служить неплохим материалом для

творчества. И аппаратура, позволявшая работать в

современном стиле, появилась в «предбаннике» на другой

же день после поездки к Бергу. Нефедова, как малого

ребенка, пытались увлечь чем-нибудь не только Юрий

Евдокимович, но и Виктор, и Толик, и даже прекрасная

Мида, приходившая однажды вместе с ними.

Помня обещание самому себе стать полезным этому

миру, Василий Семенович несколько дней после

путешествия просидел над машиной, вникая в новый

способ работы, а, вникнув, на том и остыл. Интересных

мыслей и наметок накопилось не мало, но того

писательского зуда, что буквально до самой смерти съедал

141

его в прошлой жизни, не было. Все было под силу

воскрешению, кроме писательской тяги, которая, видимо,

была порождена исключительно страстями его века. Его

почти что законченный роман, и впрямь, остался когда-то в

архиве, так и не произведя в свое время никакой духовной

работы, однако выносить его на публику сейчас казалось

просто нелепым.