Но Аматару, увидев меня, отвлекся от урока, подошел ко мне.

— Пускин! Ты сего тут делаесь?

— Я? Учусь, — растеряно ответил я. — А что мне еще тут делать? Мы же в Школе!

— Ты сто, разве не слысал?

Аматару потеребил седую бородку.

— Что не слышал? — не понял я.

— Ох! Всегда на чеку нузно быть! А ты плохлоздаеся тут! Все о бабах думаес! Да ходись плосто так!

Я хотел возмутиться, но не успел.

— Пушкин! — это была уже Катя.

Вся запыхавшаяся, она бежала ко мне и была сейчас вся взмыленная, едва переводя дыхание.

— Да что случилось?

— Там… там… — ей пришлось некоторое время отдышаться, чтобы продолжить.

— Что — там?

— Они сделали тебе подставу! Подлую подставу!

— Кто?!

— Павлов, первый зам. Это его рук дело, точно тебе говорю.

— А что за подстава?

— Они начали экзамен без тебя! Если не успеешь, то…

Договаривать ей уже не нужно было, я и сам прекрасно знал, что ждет меня, если я не сдам экзамен — смерть…

Это и в самом деле была настоящая подстава. И я чувствовал, что без Павлова здесь не обошлось. А скорее всего и Крыса как-то причастен. Его кривая ухмылка не выходила у меня из головы. Экзамены… твою мать, как так получилось, что меня не предупредили о них? Это ведь специально, чтобы я не явился к ним и все провалил.

Катя крикнула вслед где искать экзаменационную комиссию и я со всей дури рванул туда.

На одном дыхании проскочил коридор выскочил на второй этаж. Опять эта дурацкая система обозначения кабинетов, но она мне была уже знакома. Я заскочил в нужный, тяжело дыша, огляделся.

В кабинете было тихо, в дальнем углу сидела секретарша. Увидев меня, всего взмыленного, явно испугалась, растерялась.

— Вам чего? — пропищала она, поправляя толстые очки, съехавшие на нос.

— Я на экзамен, — ответил я, вновь оглядываясь и не находя нужных людей.

— Так не тут, — еще тише пропищала она и я понял, что подстава была двойной — на случай, если я все же узнаю, что экзамен состоится.

Это сволочи перенесли место проведения!

— А где? — почти закричал я.

Секретарша ойкнула, вжалась в кресло.

— Где будет проходить экзамен? — взяв себя в руки, спросил я. — Мне нужно. Правда нужно.

— Я не знаю, — пропищала девушка.

Щеки ее заалели и я понял, что она говорит не правду.

— Послушайте, меня хотят слить на экзамене — для этого и перенесли его из этого кабинета. Если вы мне не поможете, то меня вышвырнут из Школы, не дав даже и шанса. Разве это справедливо?

— Нет, не справедливо, — одними губами прошептала секретарша.

— Вот и я так думаю. Я понимаю, что есть силы, против которых вы не можете пойти поперек.

Девушка кивнула, подтверждая мою догадку.

— И, наверное, они вам велели ничего не говорить.

Вновь едва заметный кивок.

— Так вот. Давайте сделаем так. Вам велели не говорить — так вы и не говорите. Просто напишите мне. Так ведь вы ничего не нарушите, верно? И дословно соблюди указание сверху.

Девушка на мгновение задумалась, потом взяла лист и написала на нем: 101. И тут же испуганно разорвала его на множество маленьких кусочков.

Я тут же сообразил, что кабинет, где сейчас сидела комиссия, находился на первом этаже.

— Спасибо! — крикнул я и рванул прочь.

Драгоценное время утекало как песок сквозь пальцы, но я старался изо всех сил. Я несся быстрей молнии и едва не сшиб нескольких идущих.

— Придурок! — крикнули мне в след, но я даже не обернулся — не хотел отвлекаться.

Еще чуть-чуть! Уже! Вот он! Вижу 101-ый кабинет!

— Чего и следовало ожидать, господа, — произнес Павлов, потирая ладонями. — Сдающий не явился на экзамены, а значит согласно пункту семнадцать Положения экзамены считаются не сданными. Будем оформлять документы на отчисление. Впрочем, они у мен уже готовы, осталось только подписать у комиссии, кое какие формальности сделать.

Комиссия, состоящая из семи человек, сонно закивала.

— Почему это не явился!? — крикнул я, забегая в аудиторию. — Вот он я!

Увидев меня, Павлов скривился. Он явно не ожидал такой встречи.

— Почему опаздываете? — спросил сквозь зубы он.

— Потому что никто не предупредил меня о том, что экзамен будут сегодня, что является нарушением пункта восемь Положения, о котором вы недавно упоминали.

— Как это не предупредили? — затряс подбородком Павлов. — Письмо было направлено вам на почту. Возможно, какие-то сбои были, вот и не дошло. Но мы все формальности соблюли. Я у меня все подтверждения есть и справки.

— Тогда, может быть, начнем экзамен, коль сдающий все же явился? — спросил один из членов комиссии и Павлов вновь скривился.

Кивнул:

— Конечно, начнем.

Потом повернулся ко мне, посмотрел как на бациллу.

— Судя по вашим табелям, можно сразу начинать с главного экзамена, — усмехнулся Павлов. — Именно по демонстрации Дара вы набрали самый низший бал. Думаю, как начнем, тут же и закончим, потому что способностей у вас крайне мало. Я бы даже осмелился сказать, что их нет вовсе.

Павлов говорил это надменно, все время оборачиваясь на комиссию и презрительно фыркая, всем своим видом показывая, что я уже практически одной ногой в списках на отчисление. Рано радуешься!

— Может быть, вовсе не стоит проводить экзамен? — спросил он меня, многозначительно подняв бровь. — К чему позориться? А резонанс, я уверяю будет, если вы захотите попробовать. К чему вам это? Пожалейте отца. Давайте уж лучше тихо все оформим — и разбежимся наконец.

— Если вы согласны поставить мне автоматом сдачу экзамена, то я конечно согласен, — стараясь улыбнуться как можно шире, ответил я.

Павлова аж передернуло.

— Ни о каком автомате речи быть не может! — взвизгнул он. — Начнем экзамен! Немедля!

Комиссия зашуршала бумажками.

— Постойте, — остановил их Павлов. — Проверку Дара проведу я лично!

Такого не ожидал никто. Один из комиссии — сухой старичок в толстых очках, — поднялся, проскрипел:

— Вы сами? К чему такое? Пусть пройдется по программе…

— Нет, — покачал головой Павлов. — Я сам. Все-таки такой человек сдает, сам Пушкин, княжич Одинцовский! Пусть покажет, чему его научили учителя. Пусть продемонстрирует свои знания. Я хочу лично убедиться в том, что он ни на что не годен. И я же лично отправлю его домой, навсегда. Там ему место, а не в благородной Школе.