— В ту ночь, когда я тебя встретил. Там в трущобах, — голос за спиной запустил мелкую дрожь по спине. — Ты мне напомнила Элю, мою младшую сестру. Именно так она смотрела на отца, когда тот в пьяном угаре возвращался домой, — струя воды била в дно раковины. — Как на чудовище из самых жутких ночных кошмаров. На меня никто и никогда не смотрел с таким ужасом. С растерянностью, злобой, страхом, но не с ужасом. Только ты.

— Поэтому ты меня не убил? — прошептала сдавленно.

— У тебя сложилось неверное представление обо мне, клопенок.

Я фыркнула и повернулась. Мужчина стоял в двух шагах. Одной рукой он сжимал телефон, а второй бокал с алкоголем.

— Ты охотник.

— Именно. Охотник, а не бездумный убийца, получающий удовольствие от самого факта убийства. Даже у охотника не поднимется рука на ребенка, а именно так ты и выглядела.

— Я не ребенок, — вздернула подбородок.

Ивар спустился по мне взглядом, посмотрел куда-то в сторону и ответил со смешком:

— Вижу. Взрослая, даже губы накрасила.

Как же мне хотелось толкнуть мужчину в грудь. Толкнуть сильно, чтобы коньяк пролился на белоснежную рубашку.

— Ты не отец, и не имеешь права запрещать пользоваться косметикой.

— Точно не отец, — отпил из бокала. — Какой он был? — спросил неожиданно. — Он любил тебя?

— Очень. И мама нас любила, но папа, наверное, больше, если можно так говорить о родительской любви. А твой?..

— Любил, когда был трезв. А трезв он был не часто, как и мать. Их не стало, когда мне было пять, сдохли после очередной пьянки. Отравились паленкой.

— Мне жаль.

— Не жаль, не выдумывай.

— Нет, жаль, правда. Я же знаю, что такое потерять родителей.

— У меня была тетка, она заменила и мать и отца. Не знаю, как она меня не сдала в детдом. Такого как я сам бы упек. Избавился от проблем.

— Она тебя любила.

— Наверное. Других объяснений нет.

Ивар вернулся за стол. Громыхнув о столешницу дном бокала, поставил в нашем разговоре точку. А внутри меня все закричало: “Не закрывайся. Пожалуйста”. Мы словно прошли сотни шагов друг к другу навстречу, и молчание вновь отдаляло. Стремительно растаскивало в разные стороны.

— Как ты стал охотником? — выпалила, испугавшись тишины.

— Как и все.

Выключила воду и, вытерев мокрые руки о полотенце, села рядом с мужчиной.

— Я не знаю, как все становятся охотниками. Есть какая-то специальная школа? Или…

— Угу, Институт наемных убийц.

— Не смейся надо мной.

— Не буду, — ухмыльнулся. — Подростком я был не сахар. Таких, как я называли идиотом или отморозком, а в официальных документах — “асоциальным”. В день моего совершеннолетия тетка за руку отвела в военкомат в надежде, что хоть армия сделает из меня человека.

— Не сделала? — я поймала себя на том, что вешу на самом краю стула и боюсь принять более удобную позу.

— Отчаянно пыталась. Да и не только меня. Но построения и уборка территории оказывали ничтожное влияние. Когда в твоей голове отчаянная дурь, нужны меры по жестче.

— Какие?

— Хорошенько получить в морду и осознать, что ты не бессмертный, каким казался до этого. Почувствовать настоящий страх. Вот он отлично избавляет от дури в голове. Заставляет ей думать, а не только есть и пить. За несколько дней до демобилизации нам организовали встречу. С нами говорил мужчина в форме без опознавательных знаков и лычек. Он предложил хорошо оплачиваемую работу. И не обманул.

— Эти шрамы, — я указала на мужской подбородок, — они?..

— Оборотень, — Ивар расстегнул две верхние пуговицы рубашки, — хотел вскрыть когтями горло. После этого я стараюсь не встречаться с волками в ближнем бою. Да и вообще избегать боя. В отличие от вампиров, они передвигаются группами. Инстинктивная привычка сбиваться в стаю, — пояснил. — Не забивай голову. Сегодня праздник.

— Почему ты мне рассказал?

— Предостерегаю от необдуманных поступков, Софья Алексеевна. Не связывайся с оборотнями, — назидательно покачал указательным пальцем перед моим лицом.

— Ты же понял, о чем я! — вспыхнула. — Ты никогда не рассказывал о себе. Избегал, делал вид, что меня не существует…

Мужчина склонился, поманил пальцем и прошептал:

— Рассказал, — придвинул стул ближе, — чтобы ты не считала меня чудовищем. Я человек.

— Я так никогда не считала, — шептала.

Наши лица разделяло ничтожное расстояние. Кожей я ощущала чужое дыхание. Горячее. Волнующее.

— Я предупреждал, что не люблю вранья.

— Наверное, — силилась вспомнить, но близость Ивара дезориентировала. Окончательно перемешивала мысли.

Нужно выпрямить спину и наваждение спадет.

А меня тянуло к мужчине. Манила приятная смесь аромата парфюма и кожи, не отталкивало в этой смеси даже присутствие алкоголя.

Я задержалась взглядом на губах.

Тело меня предало: выдало постыдные мысли алой краской на щеках.

Я поддалась порыву и потянулась вперед. На деле же неуклюже соскользнула со стула, больно ударившись коленями о каменный пол.

Сидя у мужских ног, страстно желала отмотать все назад, ровно до моей безрассудной попытки поцеловать Ивара.

— Недоразумение, — прошептал охотник, склоняясь и подхватывая пальцами мой подбородок. — Ты меня все же убьешь, — выдохнул обреченно, касаясь моих губ своими.

Соня

Я перестала дышать, прислушиваясь к собственным ощущениям.  Мужские губы горячие, твердые, чуть влажные от алкоголя.

Ивар не торопится, не набрасывается, как это сделал Тим, он себе и мне дает возможность  передумать.

Целует не торопясь, с присущей ему ленцой.

Приятно. Терпко.

Дыхание мужчины рваное, с резкими глубокими вдохами, словно перед погружением на глубину. Не выпуская моего лица из своих ладоней, он опустился на колени, скопировав мою позу, продолжил исследовать губы. Не вторгался языком, не пытался удержать за затылок, действовал мягко, придерживая за плечи. Отчего хотелось притянуть мужчину. Почувствовать твердость и жар его тела.

Охотник на мгновение отстранился, чтобы спросить:

— Больно? — от бедра к колену скользили мужские пальцы.

Но не дал сказать, вновь припал к губам, но уже более настойчиво. Прихватывал, надавливал, проникал языком.

— Нет, — мне удалось ответить, между поцелуями.

— Что, нет?

А мое лицо и шея полыхают. Хочется скрыть от мужчины стеснение. Я поправляю подол платья, собравшегося на бедре: