– А потом нам показалось, что мы повторно обследуем одних и тех же людей. Проверили. Ничего подобного!

– Я не понимаю.

– Но оказалось, что у разных людей, понимаете, одинаковые.

– Что одинаковые?

– Кровь. Показатели одинаковые.

– Что это значит? Одинаковый уровень чего-то? Что там у людей в крови? – промямлил я.

Казимир кряхтел и говорил очень сбивчиво:

– Одинаковый уровень всего. Как будто это один человек. Причем не у двоих, а у разных групп. Ну, в лаборатории сказали, что так не бывает. И мы отправили эту кровь на генетический анализ.

– Зачем? – недоумевал я.

– Нет, вы послушайте. И вот только что пришел результат.

– Что, ночью?

– Я попросил, – сказал священник. – Только что позвонили. Но вы, пожалуйста, не считайте, что я сошел с ума. Это же научные данные, а не выдумка какая-то.

– Ну, что там?!

– Борис Андреевич, почти все люди, у кого мы брали анализ, имеют очень близкие гены. Как очень близкие родственники. Но это не все. Есть группы, где несколько людей, прости, Господи, по результатам анализа имеют полное совпадение. Хотя, клянусь, они отдельные. Ну, то есть совершенно разные. – Он продолжал бессмысленно повторять одно и то же.

– Братья? – тихо прошептал я вопрос, обращая его как бы к кому-то еще.

– Да, Борис Андреевич. Братья и сестры. Это просто чудо, что они пришли сюда, все из разных мест, разной веры, и тут вместе молились Господу нашему и стали родными. Бог избрал их и помазал за усердие, чтобы отличить на Страшном суде.

– Что? – Мне казалось, что я погружаюсь в сон, а Казимир читает мне сказку. В воображении всплывали диковинные образы тотемных животных, ритуалов и разные знаки.

– Борис Андреевич, вы меня простите, но я, кажется, уверовал в Бога. Я готов к Его встрече вместе с этим последним братством. Это неплохой конец для человека. Тем более для такого, как я. Может быть, я наконец почувствую себя частью чего-то большего. Вы меня понимаете?

Я не отвечал.

– Вы, наверное, сейчас раздумываете, что все это может значить. Думаете, как такое могло произойти? Может быть, решили, что я сошел с ума или намеренно вас обманываю. Должно быть, вы очень сильный человек, если способны сохранять спокойствие и невозмутимость в такой ситуации. Может быть, это и не так, но внешне, кажется, ничто не может достучаться до вашего сердца. А я не такой. Разлом изменил меня.

Он немного помолчал.

– Знаете, Борис Андреевич, я хотел бы быть таким же сильным, как вы. Но тогда я не стал бы действовать, как вы, а использовал бы эту силу, чтобы говорить правду. Чтобы не бояться сказать. Чтобы бороться за то, во что я уверовал. Самое скверное во всем этом, что я теперь презираю себя. Ненавижу себя за то, что я не там с ними, а здесь – с вами.

«Двуличие – это подарок Христианства, святой отец», – подумал я и положил трубку. Голос Казимира продолжал звучать у меня в голове. Его исповедь показалась мне нелепым карандашным наброском моей собственной исповеди, которая тоже уже почти назрела. И оттого на душе становилось очень тесно и душно. Зависть и презрение слились в одно неописуемо гадкое чувство греховности моего разума. Будто я заразил своей гнилью даже Бога внутри себя, его луч и даже собственную способность мыслить.

Надо было немедленно отбросить эти мысли и встретиться с Армстронг. Похоже, только она теперь могла помочь мне разобраться со всем этим. Если она что-то знала, теперь, когда многое открылось, я смогу прочитать ложь в ее глазах, если она вновь попытается меня обмануть. Если же она в неведении, как и я, то лишь вместе с ней мы будем в состоянии разобраться в этом новом потоке бреда. Братья, космодром… Что еще? И, главное, все это уже столько времени происходит у меня под самым носом, а я не вижу.

Проезжая мимо лагеря святых старцев, я не заметил, как оказался в толпе паломников. Все шли туда же, куда ехал я. Шли очень медленно, и объехать их не представлялось возможным. Включить фары и погудеть, чтобы расступились? Нет, это привлечет внимание, а я этого не хотел. До входа на территорию части оставался всего километр. Минута раздумий, и я решил бросить машину. Навряд ли братья причинят мне вред, подумал я, и начал прокладывать себе дорогу к холму.

Христос обычно совершал чудеса в субботу. Эта водная суббота, к счастью, подходила к концу. Я верил, что чудес больше не будет, что Екатерина Армстронг поможет пролить свет на то, что пока было темным пятном. Но я не хотел звонить ей. Я должен был смотреть ей прямо в глаза, улавливая мельчайшие сокращения мышц лица. Скорее всего, на первой встрече она была не откровенна. Она должна была знать про космическое ведомство, про пробы почвы для построения космодрома и про гуманоидов с одинаковым ДНК, которых я сию секунду расталкивал в стороны, чтобы пройти, стараясь не смотреть в их лица.

Неожиданно толпа, в которой я шел, остановилась, и взоры стоящих рядом обратились куда-то на юго-восток. Я услышал тихий гул, какое-то приглушенное жужжание. Пчелы? – подумал я с ужасом и оценил расстояние до части, а потом до своей машины. Нет, вперед.

Жужжание усиливалось наконец я разглядел темную тучу над горизонтом, которая росла, видимо, приближалась. Звук становился все громче. Вдруг раздались выстрелы, похожие на автоматные очереди, и я увидел уходящие под углом вверх красные точки. Вслед за первой раздалась и вторая, и третья автоматная очередь. А потом присоединились и пушки. Канонада выстрелов, направленных в сторону тучи, оглушила пространство. Паломники, будто в трансе или шоке, продолжали стоять и смотреть. Кто-то рядом со мной упал в обморок.

Я со всех сил ринулся через толпу к части. Оставалось метров триста. Но тут случилось еще кое-что. Снизу мне было видно, как с территории части, высоко подняв большой деревянный крест, при всем параде и в клобуке спускается вниз отец Казимир. В свете канонад можно было подумать, что клобук красный. Фигура святого отца медленно плыла вниз и оказалась уже на другой стороне склона.

– Безумец! – крикнул я. – Назад!

Но меня, конечно, уже не было слышно. И тут я увидел, что жужжание, которое доносилось издалека, производили дроны. Большая часть из них была уже сбита, но сильно поредевшее облако продолжало движение по направлению к огромной толпе. Люди начали метаться, сбивая друг друга с ног. От удара я упал на колени и машинально закрыл голову руками.

Раздались взрывы, которые звучали как-то иначе. Помимо звука, теперь тряслась еще и земля под ногами. Удары сыпались один за другим. Я ощутил вкус земли. В ушах звенело. Вдруг в ушах будто что-то лопнуло, огромные руки подняли меня и опрокинули в сторону. Я почувствовал ужасный удар в живот и что-то теплое на своем лице. И отключился.

Не знаю, долго ли я был без сознания, видимо, не больше десяти минут. Когда очнулся, выстрелов уже не было слышно. Или, может быть, я оглох. Черт! Кругом кровь! Надо было выбираться… из-под тела молодой женщины, которая лежала на мне. У нее не было руки и части лица. Как?! Как это произошло?! «Я мог и все еще могу умереть», – пронеслось в голове. Ужас и отвращение сковали рассудок. Произошедшее точно не могло быть проделками лицедея Пафнутия. Настоящая смерть смотрела на меня со всех сторон. Нужно срочно мчаться в укрытие.