свои внешние данные. Теперь же он возомнил вдруг, что может в самом деле, чего доброго, сделаться покорителем женских сердец. Ведь есть же такие мужчины, которым достаточно случайного разговора в течение шести с половиной минут, чтобы внушить к себе непобедимую страсть.

Однако, через мгновение он уже снова пришел в себя. Несомненно, девушка была сумасшедшая. Он встал и начал боком двигаться к двери. Мистер Самюэль должен скоро вернуться, и его необходимо предупредить.

– Так вы верите мне? – спросила Билли.

– О, да, вполне, – ответил Питерс. – Очень вам благодарен.

– Я была уверена, что это доставит вам удовольствие, – несколько смущенно промолвила Билли. Для человека с вулканическими страстями, как его характеризовал Сэм Марлоу, мистер Питерс отнесся к ее признанию как-то уже слишком спокойно. Она ожидала более горячей сцены.

– О, это чрезвычайно лестно для меня! – уверил ее мистер Питерс.

В этот момент в комнату вошел Сэм и прервал беседу, принимавшую довольно критический оборот. Он прочитал журнал, посмотрел на часы и, убедившись, что времени прошло достаточно, вернулся в кабинет.

Атмосфера в комнате показалась ему несколько напряженной. Билли стояла бледная и взволнованная. Мистер Питерс тоже был взволнован. Сэм встретился глазами с Билли. Она безмолвно призывала его. Он сделал чуть заметный знак головой, как человек, понимающий, в чем дело, и готовый прийти на помощь.

– Идемте, Питерс, – проговорил он твердым, спокойным голосом, кладя руку на плечо клерка. Пора!..

– Совершенно верно, мистер Самюэль! Совершенно верно!

– Я вас провожу, – продолжал Сэм и направился с ним через другую комнату к лестнице.

– Счастливого пути, Питерс, – сказал он, – надеюсь, вы совершите приятное путешествие.

– Что с вами? Вы как будто взволнованы?

– Знаете, мистер Самюэль, мне кажется, что эта девушка как будто не в своем уме.

– Чепуха, – ответил Сэм. – Ну, до свидания.

– До свидания, мистер Самюэль.

– Когда вы выезжаете?

– В будущую субботу. Боюсь, что мне не придется увидеться с вами до отъезда. Нужно укладываться, а затем съездить еще к этому джентльмену.

– Отлично, так я передам поклон отцу.

Когда Сам вернулся, Билли, обессиленная, сидела на том самом кресле, которое перед тем занимал Питерс.

– Он действительно ушел? – бросилась она к нему.

– Да, на этот раз ушел.

– Он не буйствовал?

– Немножко. Но я быстро успокоил его. – Он многозначительно посмотрел на Билли. – Слава богу, что я пришел во-время.

– О, вы самый смелый человек на свете! – вскричала Билли и, закрыв лицо руками, зарыдала.

– Ну, ну, – проговорил Сэм, – будет! Все в порядке, пóлно, пóлно!..

Он встал перед ней на колени и обнял ее за талию.

Я пытался изобразить Самюэля Марлоу так, чтобы он жил на каждой печатной странице. Я стремился так обрисовать его характер, чтобы он был для вас открытой книгой. Если эта задача мне удалась, то читатель уже знает, что нервы у этого молодого человека мало чем отличались от нервов обозного мула. Совесть его, – если она вообще когда-нибудь существовала, – совершенно атрофировалась от долгого бездействия. Он заставил эту впечатлительную девушку пережить момент незабываемого ужаса. Он совершенно напрасно заставил переволноваться Джона Питерса. И вы думаете, это его мучило? Ни в малейшей степени. Его интересовало только то обстоятельство, что он заставил Билли забыть, какого дурака свалял он на пароходе, и показал ей себя в другом виде. Его интересовало только то обстоятельство, что Билли, за четверть часа до того холодная и неприступная, теперь позволяла ему целовать себя уже сорок второй раз. Если бы вы упрекнули его, он изрек бы в ответ, что старался все сделать к лучшему, что цель оправдывает средства или еще какую-нибудь тошнотворную истину в этом духе. Вот какого рода человек был Самюэль Марлоу.

Лицо его находилось в самой непосредственной близости к лицу Билли, и он шептал ей на ухо все те же старые слова любви, когда в дверях раздалось что-то похожее на взрыв.

– Вот тебе и раз! – воскликнул Руфус Беннетт, глядя на представившуюся его глазам сцену и вытирая огромным носовым платком свое красное лицо, приобретшее после восхождения на третий этаж легкий фиолетовый оттенок.

– Это что же такое? Четвертый!..

Глава XIV

Отеческое внушение

Мистер Беннетт нетвердыми шагами вошел в комнату и уперся одной рукой о письменный стол, другой же продолжая утюжить на своем разгоряченном лбу носовой платок. Немало произошло за эти сутки событий, способных в конец расстроить человека. Ha утро, после бурно проведенной ночи, у него состоялось самое сердечное примирение с мистером Мортимером, после чего он с первым же поездом направился в Лондон в надежде перехватить Билли, прежде чем она успеет выполнить свою миссию в конторе сэра Мэлэби. Местный поезд отходил в столь неприлично ранний час, что ему пришлось прервать свой завтрак и за отсутствием Билли – единственного члена семьи, умевшего управлять автомобилем, пешком прогуляться на станцию, находившуюся приблизительно в двух милях от дома. При этом последние сто ярдов он покрыл полным галопом, введенный в заблуждение свистком экспресса, который он принял за свой поезд. Примчавшись на станцию, он убедился в своей ошибке и долго слонялся по платформе, а затем медленно тащился в поезде. Кэб, нанятый им от вокзала, все время по дороге к отелю Савой держал его в состоянии сильнейшего возбуждения по причине весьма ярко выраженного намерения возницы наезжать на автобусы в тех случаях, когда он не мог объехать их. Узнав в Савое, что Билли уже ушла, мистер Беннетт принужден был пуститься в новое странствие по Лондону при любезном содействии другого возницы, который оказался не то слепым, не то закоренелым самоубийцей. Далее ему пришлось подняться на третий этаж, и, наконец, войдя в контору, он застал там свою дочь при вышеописанных обстоятельствах.

– Как, это вы, папочка! Воскликнула Билли, – я никак не ожидала!

Как объяснение, эта фраза, несомненно, могла быть признана удовлетворительной, но в качестве извинения она, по мнению мистера Беннетта, не выдерживала критики, и он наверное заявил бы об этом, если бы успел во – время перевести дух. Но одышка очень некстати лишила его дара слова, и единственное, чем ему удавалось выразить свое отеческое неудовольствие, было тяжелое сопение, уподоблявшее его моржу, вынырнувшему на поверхность после долгих поисков рыбы.

Отдышавшись, наконец, он заметил, что Сэм Марлоу подходит к нему с протянутой рукой. Сэма смутить было не так-то легко, и из всех троих он один умудрился сохранить спокойствие. Он доказал это тем, что произнес довольно гладкую речь. Правда, он не стал особенно долго останавливаться на том, каким счастьем судьба наградила мистера Беннетта