– Отвечаю вам, как на духу, – ответил ему Андроник Новосельцев, глядя на Айзека черными, похожими на спелые оливки, еврейскими глазами, – я никогда не был в плену ни у какой кошки, и никогда, разумеется, не был серым мышонком!

– И вы не прожили в шкуре простой мышки целую жизнь, вернувшись назад, в мир людей, уже умудренным опытом пятидесятилетним евреем, хотя на самом деле вам должно быть не более, чем двадцать два-двадцать три года? Ответьте мне, как отвечает подследственный строгому следователю!

– Отвечаю вам, как строгому следователю, – я дожил до своих нынешних годов самостоятельно, и мне вовсе не двадцать три, и уж тем более не двадцать два года! Я взрослый многоопытный и изощренный человек, безжалостный обрезала, отсекший своим вечным каменным ножом столько крайней плоти у юных и взрослых евреев, что, если ее сложить воедино, можно было бы составить бесконечную ленту до Луны и обратно! Зовут меня Доктором Обрезание, хотя в детстве я носил имя Гилада Шиая, а Иегова во время морского крушения дал мне тайное имя Аарон Вагнер. Только и всего, коллега, разве это не ясно и не понятно, как дважды два, или, допустим, пятью пять, а то и восемью восемь, черт побери!?

– Если мне что-нибудь ясно, – ответил ему, морщась от внезапной фантомной боли в области несуществующей крайней плоти Обломофф, пытаясь проникнуть за черную непроницаемую пелену оливковых глаз Доктора Обрезание – если мне что-нибудь ясно, то пусть у меня опять вырастет крайняя плоть на том самом месте, где она была еще недавно, и была в изрядном количестве!

– Вы хотите сказать, что я обрезал у вас лишнее? – Обиженно спросил Доктор Обрезание.

– Я хочу сказать, что не верю ни единому вашему слову! Обрезаете вы, возможно, и хорошо, но врете еще лучше! Скажите, а вы все же часом не русский шпион?

– Нет, – все так же честно блестя на него оливковым блеском своих непроницаемых глаз, ответил Аарон Вагнер, – и по этому случаю предлагаю выпить, а потом готов выслушать в ответ вашу историю!

– Идет, – сразу же отозвался Обломофф, почувствовав, что ему не переиграть этого старого лиса, а удастся, возможно, только лишь его уболтать. – Идет, давайте выпьем, а потом я вам расскажу что-нибудь свое!

Они выпили, и Обломофф, задумавшись на некоторое время, спросил, искоса поглядев на Доктора Обрезание, словно бы действительно подозревая, что он чей-то шпион:

– Скажите, а вы никогда не слыхали историю о приключениях московского фаллоса?

– Московского фаллоса? – Сразу же встрепенулся Доктор Обрезание, словно бы услышав знакомое слово. – Нет, никогда, расскажите мне ее немедленно, умоляю вас!

– Хорошо, – удовлетворенно сказал в ответ Обломофф, – сейчас расскажу!

Фаллос

В самом конце двадцатого века, века прекрасного и бесноватого, которому можно поклоняться и объясняться в любви, а также проклинать его самыми невероятными проклятиями, – это уже как кому заблагорассудится, – в конце минувшего двадцатого века произошло в Москве чрезвычайное происшествие, которое вызвало небывалую панику и поставило под сомнение чуть ли даже не само существование великого государства Российского. Происшествие это столь чудное и мистическое, столь странное и загадочное, что по некоторому зрелому размышлению, спустя время, когда страсти, вызванные им, немного улеглись и забылись, даже диву даешься, как такое могло быть в наше просвещенное время? впрочем, не будем забегать вперед, и начнем все по порядку.

Известная секс-бомба, а по совместительству телеведущая Лиза Майнстрим собиралась с утра на работу, и по привычке укладывала в сумочку разные мелкие вещи, которые женщины вообще, и секс-бомбы в частности, постоянно носят с собой. Здесь были и разных сортов помады, и тушь дли ресниц, и всевозможные ножницы, щипчики, а также пилочки для подстригания и шлифовки ногтей, ватные тампоны, кремы, жидкость для снятия лака, пара газовых баллончиков для самообороны, несмотря на то, что у Лизы, как очень известной и высокооплачиваемой телеведущей, были собственные, не менее хорошо оплачиваемые, телохранители, целая россыпь презервативов (скорее для порядка, чем для нужды, так как они ей, в общем-то, были совершенно не нужны: Лиза Майнстрим встречалась в своей жизни с таким огромным количеством мужчин, что давно потеряла им счет, и, по существу, перестала быть просто женщиной, а стала неким не то каучуковым, не то тефлоновым манекеном, которого мужское семя просто не брало, а, как ни прискорбно, бесследно уходило в землю), пара зажигалок, и еще не менее полусотня предметов, необходимых каждой современной женщине, а уж тем более современной секс-бомбе, и среди прочего примерно с дюжину искусственных фаллосов, которые Лиза постоянно носила в руках, прятала в карманы, засовывала в рот, и сосала, как обыкновенные леденцы, ибо многие из них действительно имели вкус леденцов, а также непрерывно мастурбировала ими, засовывая в разные отверстия своего организма, который, как мы уже говорили, давно перестал быть организмом обычной женщины и превратился в некий необъятный сосуд, наполненный похотью, сладострастием, необузданными желаниями, а также стремлением все и вся вокруг развратить: людей, животных, насекомых, цветы на поляне, деревья в лесу, герань и кактусы в цветочных горшках, Солнце, Луну, звезды на небе, а также одинокие кометы, изредка пролетавшие вблизи нашей Земли. Лиза Майнстрим была развращена настолько, что разврат просто сочился из нее непрерывными тягучими струями, и изливался на землю, на пол, и на подстилку автомобилей, так что за ней постоянно приводилось все подтирать. Она вела на телевидении передачу «Усадьба-34», и те миллионы молодых россиян, что смотрели ежедневно это высоко моральное и высоконравственное действо, становились, по существу, такими же похотливыми тефлоновьми роботами, у которых тоже постоянно из носа, ушей, глаз, а также разных причинных мест изливалась похоть, и за ними тоже, как и за Лизой, постоянно приходилось все подтирать. По существу, Лиза была не кем-нибудь, а той самой апокалиптической Блудницей Вавилонской, сидящей верхом на звере, и ее надо было четвертовать в назидание другим на Красной площади, но, к сожалению, об этом никто не догадывался, а если и догадывался, то ничего сделать не мог – у Лизы были слишком высокие покровители.

– Я, девочки и мальчики, – говорила Лиза, мастурбируя сразу двумя искусственными фаллосами, засунутыми куда-то не то в бок, не то в низ ее свободного современного платья, – гетера современная, и в отличие от, к примеру, гетер древнегреческих, имею перед ними целый ряд преимуществ! (Девочки и мальчики, к которым обращалась Лиза Майнстрим, были ее обычной свитой, и состояли из таких же развратных молодых, а так же не очень молодых, людей обоего пола, или вообще лишенных пола, постоянно совокупляющихся или между собой, или внутри самих себя, или вообще в данный момент отдававшихся то Солнцу, то Луне, то залетным кометам, то неким подземным демонам, которых всегда много крутится вокруг таких развращенных сборищ.) Телевидение, девушки, поднимает меня на совсем новый уровень, и я могу одновременно совокупляться с миллионами разных партнеров, которые оплодотворяют меня своей совокупной спермой, превращая в несущуюся к звездам ракету! Даря мне бессмертие, и превращая в космическое существо, равное таким же бессмертным богам!