Между тем по Москве поползли страшные слухи, один зловещее другого. Говорили о каком-то полковнике, у которого от неумеренного употребления пришел в негодность собственный фаллос, и которому иностранные разведки предложили за все военные секреты страны заменить этот фаллос на другой, не то искусственный, не то настоящий, взятый от недавно скончавшегося донора, великолепно сложенного ямайского мулата. Говорили также о некоем заговоре фаллосов, которые запросто разгуливают по Москве и вредят, где только можно, заседая уже и в мэрии, и даже в правительстве, отчего Москва теряет свой исторический облик и превращается в заурядный заштатный город. Слухи эти так взбудоражили население, что некоторые родители перестали отдавать детей в школу, а также отводить их в детские сады и ясли. В магазинах образовались огромные очереди, так как люди, опасаясь войны, запасались впрок всем необходимым, а именно мылом, солью и спичками; очень многие стали спрашивать у продавцов керосин, но керосина в продаже не было, и от этого среди населения образовалась дополнительная паника. Доллар, разумеется, сразу же подскочил в цене, правительство объявило дефолт, а в Останкино сама по себе загорелась Останкинская телебашня и горела несколько дней, так что ее никто не мог потушить. Уже никто не говорил про чеченских террористов, а говорили исключительно о терроре безжалостных фаллосов, которые проникли буквально во все структуры и готовят сначала общероссийский, а потом и мировой кризис, после которого не будет уже вообще ничего, а будет или Конец Света, или небо в алмазах. В Москве объявился некий блаженный по имени Яшка Босой, который предсказывал мор, чуму и всяческие бедствия, и которого боялось даже правительство, поскольку он говорил правду. «О Москва, – вещал, закатывая глаза, прямо на Красной площади, напротив Лобного места, этот блаженный, – О Москва, побивавшая камнями своих святых и пророков! О святой город, этот Третий Рим, возжелавший возвыситься еще больше и сравняться своим богатством и своим могуществом с властью, богатством и могуществом вечных небес! О город, разрушающий свои древние постоялые дворы, которые не смогли разрушить даже грозные цари, и делающий дешевый купеческий размах какого-то приезжего франтика из Твери или Торжка чуть ли не основой своего нынешнего существования! Не может вечный город поклоняться сиюминутным купеческим ценностям, не могут яйцеголовые фаллосы быть твоими строгими и всевластными отцами! Откажись от власти заезжих купчишек, скажи нет гуляющим самим по себе фаллосам, обратись к утерянным ценностям, ибо в противном случае падешь ты, как пали до тебя два великих Рима, и падение твое будет ужасным!» Говорилось и много другого в проповедях Яшки Босого, обличалось много других вещей и явлений, но все же главное в них было обличение обнаглевшего фаллоса, или фаллосов, это уже как кто понял святого. Но народ, как всегда, понял все правильно, и начал настоящую охоту на фаллосов; всех, кто носил на голове кепки или строительные каски, или даже пожарные шлемы, немедленно излавливали, и как иностранных шпионов доставляли куда следует. Заодно уж ловили вообще всех, кто ходил в головных уборах, и даже на одном оперном представлении, где герои на сцене ходили в цилиндрах и объяснялись дамам в любви, упав на одно колено, и протягивая избранницам засушенные искусственные цветы, ворвавшаяся толпа арестовала всех, кто в цилиндрах, и, разумеется, доставила их туда, куда следует. Тут уж, разумеется, терпеть дальше было нельзя, ибо фаллософобия могла обернуться общим безумием и разрушением самого государства. В России сразу же поменялась власть, правда, не московская, а центральная, были введены жесткие порядки, все прочно сцеплено и закреплено по вертикали, и на некоторое время страсти в стране улеглась. Однако недоверие в народе ко всем тем, кто ходит в кепках, строительных шлемах, цилиндрах, а также во всем, что скрывает зачем-то отсутствие волос на голове, осталось надолго, и его сразу не удалось искоренить, хоть и были специально организованы телепередачи и напечатаны статьи в газетах, рассказывающие о том, что лысые люди ничуть не хуже волосатых, а в некоторых отношениях и даже умнее их. Ну да все знают, какое у нас отношение к умным!

О Москва моя, о любовь моя, о город, вошедший в меня навеки, от которого я не смогу избавиться уже никогда! О как много и страстно любил я, живя на тихих и скромных твоих улицах, как яростно и страстно писал на четырнадцатых этажах твоих вечных стеклянных высоток, как обличал неправду и ложь, как замирал в тишине твоих вечных музеев и молился в еще большей тиши твоих вечных белокаменных храмов! Как я сидел в глубине твоих вечных вокзалов, листая то томик стихов расстрелянного поэта, то рассуждение религиозного русского философа, как я бежал от тебя, Москва, на скорых, уходящих в никуда поездах, и как не мог убежать от тебя навсегда! Как часто, снова и снова, я возвращался к тебе то в мечтах, то наяву, и окунался опять в твои страсти и в твою вечную жизнь, которая давно уже стала моей собственной жизнью! О Москва, о вечный Иерусалим моей вечной души, мы или сольемся с тобой в вечном и нерасторжимом объятии, или погибнем оба, теперь уже навсегда!..

Как странны и чудны события, происходящие вокруг нас ежедневно и ежечасно! Вот, кажется, чего уж невероятней – гуляющий сам по себе по улицам Москвы фаллос! А ведь по прошествии времени все становится на свои места, все узаконивается и устаканивается, все успокаивается, и прежние невероятные события становятся теперь совершенно обычными и привычными, как будто их мама такими родила. Ведь, оказывается, фаллос полковника Филимонова вовсе не вернулся к нему, ибо почувствовал вкус одинокой свободной жизни, и по-прежнему продолжает гулять по Москве, не обращая ни на кого никакого внимания, прикрывая иногда гладкую голову то кепкой, то строительной каской, а то и вообще ничем ее не прикрывая, и ничего, и сходит ему это с рук! А полковнику Филимонову, который уволился из вооруженных сил и выращивает теперь на своей подмосковной даче капусту и огурцы, пришили новый фаллос, который, как говорят, ничуть не хуже, а во многих отношениях даже лучше, чем прежний. Только это уже не фаллос яванского негра или мулата, как планировалось раньше, ибо теперь полковнику Филимонову нечего продавать, и иностранные разведки от него отвернулись, а фаллос безвестного и безымянного русского мужика, попавшего по пьяному делу в автомобильную катастрофу и отдавшего в тот же час Богу свою бессмертную душу. Один фаллос от него и остался, да и его, как видно, оказалось достаточно. Полковник в отставке Филимонов больше не встречается с секс-бомбами, поскольку денег на секс-бомб у него уже нет, но регулярно, по старой привычке, которую, очевидно, уже не искоренить, ездит в известные места Москвы и встречается там с более скромными девушками, приглашая их даже к себе домой в Подмосковье. Сама же Лиза Майнстрим, чуть ли не главная участница этой странной истории, по-прежнему работает на телевидении, ведя там свою передачу, которая теперь называется «Общественные бани-666». В ней, как и во всех банях, надо раздеваться догола и мыться или мылом, или шампунем, это уже как кому нравится. Народу, главное, это нравится чрезвычайно, и Лиза по-прежнему процветает, зарабатывая и деньги, и бриллианты, которые ей тоже кто-то дарит. Вот только мастурбировать на ходу и в машине она перестала, поскольку справедливо опасается, что опять может обнаружить в своей сумочке настоящий, гуляющий сам по себе фаллос. Прежний фаллос Филимонова, который она хотела выбросить в мусоропровод, у нее, правда, исчез, ну да мы ведь знаем, где он находится в настоящее время!