Тут надо заметить, что Лиза Майнстрим решительно не верила ни в богов, ни в единственного Бога, хотя, отдавая дань моде, и носила у себя на груди огромный золотой крест, а верила исключительно в свою вещую вагину, которая иногда утробным голосом вещала ей запредельные тайны. Впрочем, тайнами этими она ни с кем не делилась, и что они из себя представляли, никто не знал. Да и самих вагин, как поговаривали, у Лизы Майнстрим было не меньше дюжины (кто-то даже утверждал, что их было несколько тысяч!), и находились они в самых разных частях ее тела: во лбу, в ушах, в волосах, в пятках, в пальцах, в спине, в животе, на ягодицах, и прочее, включая и ту вагину, что должна находиться на привычном для всех месте), – самих вагин у Лизы Майнстрим было по крайней мере с дюжину, но вещей была только одна, и Лиза по привычке относилась к ней лучше других. Девушек же, постоянно сопровождавших ее, и составлявших ее ежедневную свиту, звали так: Плутишка Аня, Вагина Зоя, Барсучиха Нина, Отрыжка Мэри, Блядушка Катя, Пиздушка Надя, а также просто Крутая Горка, Глубокая Норка, Дамская Челка, Улетная Сучка, Блядская Жучка, Малютка Фанни, Говенная Даша, и некий переделанный в зрелую женщину совсем еще юный подросток Саша. Мужчин, постоянно крутящихся около Лизы (некоторые из них были женщинами), в основном стриптизеров различных ночных, как гей-, так и обычных клубов, звали так: Бесстыдный Вовик, Пендель Валера, Кретин Жора, Пуфик Стас, Гаденький Костя, Отрыжка Гога, Жопа Димас, Крокодил Петрович, Эдик Громобой, Жорж Вездеход, Тракторист Вася, Поганый Мося, Метис Эдик и Эразм Роттердамович Годзилла. У Тракториста Васи фаллос был в длину тридцать три сантиметра, как у великого царя Петра Первого (впрочем, мы этот фаллос не измеряли, но, по некоторым сведениям, те, что его все же измеряли, утверждали, что на нем свободно укладывались не то двенадцать, не то тринадцать спичек, что, по уверению этих исследователей, как раз и составляет тридцать три сантиметра; на это можно сказать одно – на то он и царь, чтобы все у него было большим!), чем Вася очень гордился, и постоянно его всем показывал; у Поганого Моси фаллос достигал в длину уже тридцати четырех сантиметров, то есть на сантиметр больше, чем у Петра; у Жоржа Вездехода он был размером уже в тридцать семь сантиметров, и дамы в ночных стриптиз-барах просто падали в обморок, когда его видели; у Эдика Громобоя, однако, этот якобы мужской орган (многие думали, что он у Эдика накладной, как бывают накладные груди и прочее), – у Эдика Громобоя фаллос простирался в длину уже на восемьдесят четыре сантиметра, и те из дам, обычных посетительниц ночных стриптиз – баров, которым за отдельную плату разрешалось его потрогать, навсегда прощались со своей прошлой жизнью, и если не умирали на месте, то всю потом жизнь ходили за Эдиком следом и становились навсегда его покорными рабынями. Эдик же на них никакого внимания не обращал, потому что был влюблен единственно в Лизу Майнстрим, которой вообще было все до лампочки, в том числе и длина пениса Эдика Громобоя. Но все это были лишь цветочки, поскольку у Эразма Роттердамовича Годзиллы мужской член достигал в длину аж ста восьми сантиметров, и побить его никто в мире не мог. Хотя поговаривали, что чисто теоретически где-то в Африке должны существовать негры с еще большей длины членами, и даже вроде бы кто-то таких негров видел живьем, но все это были досужие разговоры и пустое колебание воздуха: фаллос Годзиллы длиной в сто восемь честно отмеренных сантиметров перебивал все другие известные фаллосы, и к нему с уважением относилась даже секс-бомба, и по совместительству телеведущая Лиза Майнстрим. Итак, Лиза Майнстрим, где-то примерно около пяти часов вечера, проснувшись и немного придя в себя после оргии прошлой ночи (которая затянулась до сегодняшнего утра), собиралась на работу на телевидение, прихватив свою сумочку со всем ее содержимым, и привычно мастурбируя фаллосами, один из которых держала во рту вместо жвачки или конфеты, и думала, что сегодняшний день принесет ей не меньше радости и удовольствий, чем день прошедший. Но как бы не так! Какой-то злой демон, видимо, перебежал сегодня Лизе дорогу, ибо она, привычно посасывая и покусывая торчащий у нее изо рта фаллос, неожиданно обнаружила, что он отчего-то не сладкий, со вкусом клубники, ананаса или, на худой конец, манго, а, напротив, какой-то противный, горький, и к тому же чересчур дряблый и маленький! Вынув его изо рта, она поближе рассмотрела его, обнаружив, что фаллос этот действительной очень маленький, не более восьми сантиметров в длину (Лиза умела безошибочно, раз взглянув, определять размер мужских членов), – фаллос был маленьким, гаденьким, и – о ужас! – вовсе не искусственным, а живым! Лиза чуть в обморок не упала от такого открытия! Держать у себя во рту живой, то ли отрезанный, то ли оторванный у кого-то, то ли просто утерянный кем-то фаллос – такого она и в мыслях представить себе не могла! Одно дело, если бы он находился вместе с живым, относящимися к нему человеком, которого она хорошо знает, а если и не знает, то, по крайней мере, может увидеть глазами или даже ощупать руками! Но держать во рту сморщенный и маленький член, вовсе не ароматизированный, а противный и горький, принадлежащий неизвестно кому, – этого она вынести не могла! А что, если кто-то хватится своего недостающего фаллоса, и ее обвинят в том, что она его у него оторвала или откусила, или умыкнула каким-то другим, незаконным и ненужным для Лизы способом?! Оторвать или откусить фаллос – это, очевидно, дело подсудное, грозящее всяческими неприятностями, а, возможно, и настоящей тюрьмой, от одной мысли о которой у Лизы пропало все ее нынешнее хорошее настроение!

– Фу, какой маленький, какой гадкий, какой нехороший фаллос держу я сейчас в руках! – сказала она, крутя фаллос то в одну, то в другую сторону, и мучительно пытаясь припомнить, кому из ее ночных гостей и поклонников он мог принадлежать. – Такой жалкий и маленький фаллос может принадлежать разве что какому-нибудь ничтожному старику, а вовсе не молодому человеку, которые всегда окружают меня со всех сторон, и один из которых мог бы его по ошибке забыть. С таким гадким и жалким фаллосом просто неприлично появляться в приличном обществе, и, разумеется, я не имею к нему никакого ни прямого, ни косвенного отношения!

Однако, присмотревшись повнимательней, она вдруг, к ужасу своему, неожиданно сообразила, чей же это был фаллос: это был фаллос ее хорошего знакомого и покровителя, полковника Генштаба Зиновия Яковлевича Филимонова по прозвищу Большая Задница. Это открытие повергло Лизу в шок! Она покрылась холодным потом, опустилась на пол, расставила в стороны ноги и тупо уставилась на выпавший из ее рук фаллос – сомнений не было: он действительно принадлежал Зиновию Яковлевичу Филимонову! На это указывали все приметы: во-первых, член Зиновия Яковлевича Лиза знала досконально и в малейших деталях, поскольку была постоянной и длительной любовницей всесильного полковника, оказывающего ей разного рода мелкие и важные услуги, и, во-вторых, именно накануне вечером она встречалась с Филимоновым на его тайной квартире, которую полковник специально снимал на Кутузовском проспекте для разного рода интимных встреч, и где, очевидно, он этот фаллос по ошибке обронил, а она, как дура, засунула его к себе в сумочку к остальным, искусственным фаллосам, и он пролежал там у нее всю ночь, одинокий, сморщенный и несчастный! А что же сам полковник, как он был все это время без этой если и не ценнейшей части своего естества, ибо Филимонов частенько, развеселившись и разнежившись, говаривал Лизе: «Для полковника Генштаба, моя дорогая, главным является вовсе не его член, и не его мозги, а его задница; именно поэтому я и ношу прозвище Большая Задница, потому что могу, не сходя с места, пересидеть кого угодно, хоть генерала, хоть фельдмаршала! А то, что выросло у меня между ног, мне для военной карьеры вовсе не нужно, этим только девок пугать, да и то не таких, как ты, потому что тебя не испугаешь вообще ничем, ты сама испугаешь, кого захочешь!» – все это время Зиновий Филимонов вынужден был обходиться без фаллоса, хотя на его военную карьеру это, естественно, и не влияло! Но что же делать? – Звонить ему сейчас на работу и спрашивать, не обронил ли он чего-нибудь невзначай? Или спрятать этот фаллос куда подальше, или вообще от греха подальше выбросить его в мусоропровод, да и дело с концом! Раз Филимонов сам потерял его, пусть сам и разбирается с ним, а у нее и так дел невпроворот, сейчас начнут звонить с телевидения и говорить, что массовка для передачи «Дача-34» уже давно собралась, и ждут только ее, Лизу Майнстрим, и потихоньку сходят с ума, начиная совокуплялся прямо под объективами телекамер. Решив так, Лиза решительно встала, брезгливо подняла с пола сморщенный фаллос, завернула его в какой-то пакет, и уже собиралась выйти за дверь и выбросить этот пакет в мусоропровод на этаже. Однако как бы не так! Неожиданно она сообразила, что выбрасывать фаллос в мусоропровод нельзя никак, поскольку, как ей объяснял много раз Филимонов, за ним, как за полковником Генштаба, постоянно следили иностранные шпионы и готовили против него различные провокации. Поэтому ее вполне могли обвинить в такой провокации, и тогда бы секс-бомбу не спасло уже ничего, ни покровительство других высокопоставленные лиц, ни дружба с воинственно настроенными чеченцами (Лиза Майнстрим неоднократно бывала в Чечне, заменяя там сразу несколько выездных публичных домов, танцевала обнаженная на богато украшенных различными яствами столах, за которыми сидели бородатые вооруженные люди – как жители равнин, так и те, что спустились с гор: поскольку все они были братьями, между ними не было никакой разницы, и некоторые из них, вкусивши объятий секс-бомбы, клялись на полном серьезе разнести пол-Москвы, если с ней что-то случится), – ее бы, как иностранную шпионку, не спасло уже ничего! На самом деле Лиза не была ничьей шпионкой, а была обычной русской блядью, которой необыкновенно повезло, и, случись все по-другому, она бы обтирала панель в какой-нибудь из наших столиц, а на ее месте могла быть другая. Однако она была на своем месте, и очень этим местом дорожила, получая хорошие деньги и бриллианты в подарок, которые предусмотрительно не носила на шее, а прятала в сейф, говаривая обычно: «Брилики хоть и лучшие друзья девушек, но все же лучше, когда друг находится под присмотром! Храните, девушки, свои брилики в сейфе, а свою честь – в мужском обществе, и вы всегда останетесь на плаву!» Поэтому она быстро опомнилась и не стала выбрасывать фаллос Филимонова в мусоропровод вместе с пакетом, в котором он сейчас лежал, а, положив его в сумочку к другим искусственным фаллосам, поехала к своей лучшей и закадычной подруге Монике Тотенбойл, работающей редактором порножурнала. Моника была грубой и решительной русской бабой, которую на самом деле звали Люсей Чечевицыной, но ей больше нравился псевдоним Моника Тотенбойл, который она специально придумала для своего порножурнала, называвшегося «Фаллос на все времена». Люся Чечевицына, то есть, простите, Моника Тотенбойл, была с детства просто помешана на фаллосах, они, можно сказать, были ее больным и слабым местом, и, немного повзрослев и перебравшись из своей деревни в Москву (Люся родилась в деревне Новоспасовка Ивановской области), поработав там и тут, пообтершись на панелях, в ночных клубах и разного рода постелях (не всегда, кстати, мужских), скопив деньги, стала издавать, а заодно уж и редактировать свой порножурнал. Они с Лизой Майнстрим были одной крови, и понимали друг друга с полуслова, ибо слова им, собственно говоря, были совсем не нужны, а нужны были одни лишь фаллосы, как настоящие, живые, так и искусственные, которыми они непрерывно, дома, на работе, и даже в общественном транспорте, которым, правда, пользовались редко, усиленно и настойчиво мастурбировали. Поэтому Лиза, ворвавшись наконец в рабочий кабинет Моники, просто выбросила ей на стол из пакета маленький и жалкий, успевший уже порядком сморщиться фаллос Филимонова, и в упор спросила: