– Лучший враг – мертвый враг! – добавлял Макс Петрович с печальной улыбкой.

На извечный вопрос: как узнать в человеке врага? – он ответствовал без колебаний: никак!

– И вообще, – внушал мне Альцгеймер, – никому не верь, и никто не обманет!

Надо думать, за долгие годы смертельных сражений за идеалы Великой Октябрьской социалистической революции у старого разведчика сложился свой многажды выстраданный кодекс выживания.

О, судя по всему, он желал мне добра, отправляя на смерть…

Вскоре же после описанной встречи с поддатыми полубогами меня под прицелами автоматов передислоцировали, изъясняясь военным языком, из крошечного потайного каземата с потными стенами в некий странный нескончаемый изогнуто-продолговатый мрачный коридор, похожий на катакомбы.

Вдоль гранитной стены впритирку друг к другу стояли еще сотни клеток, в которых томились новые гладиаторы – всё победители олимпийских и мировых первенств по боксу, борьбе, фехтованию, стрельбе, карате, джиу-джитсу, кун-фу и капоэйре.

Определенно, то были выдающиеся мастера различных стилей единоборств, не знавшие усталости и поражений.

О громких победах каждого из них писали в газетах и показывали по телевизору; их повсюду встречали с фанфарами, дарили цветы, поклонялись и почитали, как богов.

Тем не менее их похитили и по одному, сбитых с толку и одурманенных сильнодействующими наркотическими препаратами, тайно в кандалах переправили на Болс-Пирамид.

Ради драчки со мной (!), в чем мне спьяну признались премьер-министр Великобритании и Первый секретарь Коммунистической партии Советского Союза.

За победу в бою полагались: ковры, самолеты, моторные лодки, семизначные долларовые счета в банках Швейцарии, также квартиры в престижных районах Москвы с видом на Кремль и в Лондоне, где-нибудь неподалеку от Букингемского дворца; поражение в схватке сулило бесславную смерть и полное забвение в памяти грядущих поколений.

Похищения, пытки, томление в неволе и прочие издевательства над личностью – вроде нецензурной брани и зверских побоев за малейшее непослушание – объяснялись стремлением к полному повторению исторических реалий времен Римской империи.

Договор закреплялся контрактом на тринадцати машинописных страницах.

Не иначе как с чертом, шутили бойцы, расписываясь под каждым из пунктов собственной кровью.

Ни один из плененных о смерти не думал, тем более не унывал, а скорее напротив – дерзко и самонадеянно полагался на себя и свою путеводную звезду.

Мое появление, помнится, встретили тишиной, которая скоро взорвалась грубоватыми подшучиваниями в мой адрес и откровенными насмешками.

Понятно, они ожидали прибытия монстра в обличье человека, громилу звероподобного вида с пудовыми кулаками и стальными мускулами, а тут – ни тебе пугающей стати в обличье, ни лютой злобы во взоре, ни славного олимпийского прошлого.

В клетке по левую руку от меня метался и не находил себе места карлик Жозе-Себастьян Помбал родом из Рио-де-Жанейро, а по другую – величественно восседал на гранитном полу борец стиля сумо по имени Фудзияма Ямамото, названный так в честь величайшей горы Страны восходящего солнца.

Японец, подобный горе, и малютка бразилец казались пришельцами с разных планет: один был подобен очнувшемуся после забытья вулкану, другой хранил немоту, точно лава, застывшая после извержения.

Жозе между тем слыл опаснейшим капоэйристом на всем мало поддающемся обозрению пространстве южноамериканского континента: он мог, например, рвануть с пола штангу в 140 кило, завинтиться волчком до мелькания в глазах, искрошить кулаком кирпичи в пыль и даже сложить пополам 25-центовую монету – всего лишь двумя пальцами, большим и указательным.

Не имея соперников в собственном весе (до 39 кг при росте 106 см), Жозе настоял в олимпийских кругах на своем исключительном праве сражаться во всех весовых категориях (от наилегчайшей до супертяжелой) и, что любопытно, во всех побеждал.

О его вероломстве на ринге ходили легенды: то зло нафуняет в самый ответственный момент схватки, то стянет с противника трусы, а то доведет до тоски и оргазма.

Едва за мной заперли дверь, он с радушной улыбкой на жуткой мордашке, похожей на перезрелый плод фигового дерева, протянул мне ручонку через решетку и – вдруг укусил (и сейчас у меня на запястье заметны следы его зубок)…

Все эти сверхкачества, собственно, и помогли ему вознестись и занять вторую строку мировой табели о рангах в смешанных боевых искусствах, сразу после мифического одноглазого русского богатыря по прозвищу Циклоп (с которым я тоже сражался и чуть не погиб у Сучара-ручья!)…

Другой мой сосед, Фудзияма, родился в Стране восходящего солнца и являл собой полную противоположность карлику Жозе, уроженцу Бразилии, расположенной, как известно, в Западном полушарии планеты Земля.

Не стану настаивать, будто так важно влияние именно географического фактора на характеры людей, а только замечу: иные конкретные японцы порою бывают добрее иных конкретных бразильцев.

Всякого люда, записано в БСЭ, хватает на Западе и на Востоке; прохвостов, однако, на Западе больше…

Собственно, Яме, как он разрешил мне себя называть, и суждено было стать последней моей привязанностью в этой жизни.

Одно воспоминание о нем уводит меня от мрачных предчувствий и будит внутри чувство глубокой благодарности за мгновения, проведенные вместе (пускай в разных клетках).

Вот кого невозможно представить вертлявым и скользким, кусачим и подлым, крикливым и неискренним.

Земля не рождала людей, соразмерных ему по росту, весу и поистине безграничной сердечной отзывчивости.

Он был первым, кто мне улыбнулся на Болс-Пирамид, и единственным, кто не злословил по поводу моей заурядной внешности.

Будучи воином, иссеченным шрамами, он умудрился сохранить душу ребенка, открытую для Любви.

Он сам бесконечно верил в Добро, никого не судил и, когда припекало, сердился только на себя, а больше ни на кого.

– Они не со зла! – говорил он, умоляя меня не обижаться на гладиаторов в клетках.

– А с чего? – недоумевал я, пытаясь проникнуть в истинную причину недоброжелательства людей, с которыми не был знаком и которым не причинил зла и добра.

– Со всего! – не без грусти ответствовал Яма и уточнял, по очереди загибая пальцы на руках: – С горя, тоски, от радости, скуки, подлости, злобности, от ума, недомыслия, из-за жары, таяния льдов, сотрясания недр, лесных пожаров, нашествия саранчи, мычания коров, пения птиц, кваканья лягушек и еще тысячи всяких причин.

В ответ на вопрос: почему мир такой и отчего люди в нем такие? – Яма молча водил в пустоте указательным пальцем, рисуя огромный мир и внутри него, для сравнения, крохотного человечка: мол, такой тут расклад и такие поэтому дела…