– Ты это слышал не от меня, понял?

– Конечно. Что такое? Не скажешь, как его звали?

– Не могу. Это против правил.

– Что? Какие еще на хрен правила?

– Он не коп.

– Не коп? А кто тогда, черт возьми? – Мартин вспоминает, как мужчина держался, как был одет, как говорил. Стопроцентный коп. А затем до него доходит, куда клонит Робби. Формально, идентифицировать сотрудников АСБР[28] противозаконно. – Твою мать! Секретный агент, да?

– Я тебе не говорил.

– Конечно, не говорил.

Боже! Секретный агент? Бред. Трупы в запруде, похищенные немки. Какое до всего этого дело АСБР? И с чего вдруг такая оперативность? Этот малый прилетел одновременно с полицейскими из Сиднея.

– Мартин? – прерывает его мысли Робби.

– Да?

– Прости, приятель, тебе придется присоединиться к твоим друзьям через дорогу. Семья попросила не пускать в церковь СМИ.

– Что, и меня? Я же там был, помнишь?

– Да, как и я. Меня тоже оставили за дверью, да еще на этих гребаных ступеньках. Если я тебя пущу, остальные захотят того же. Прости, Мартин, это требование семьи, не мое.

Досадно, однако Робби всего лишь посланник.

– Ясно. И спасибо, что рассказал о спецагентах. Буду держать рот на замке.

Мартин идет к восхищенным коллегам, опустив голову, будто обдумывает новую важную информацию, а на самом деле просто не хочет смотреть им в глаза. Недолго ему быть объектом их обожания, только не после того, как оклеветал безвинного человека. Тот студийный педант из «Медиа стража»[29] со сворой своих приспешников теперь ему проходу не даст. Да и коллегам определенно не понравится, если Снауч примется размахивать исками за клевету, ведь большинство повторило голословные обвинения под видом фактов.

Мартин останавливается в тени деревьев.

Нет, если подумать как следует, все это чушь. Давненько не приходилось освещать полицейские облавы, однако он еще не позабыл, как работает полиция. Копы неизбежно выбирают мишенью самого явного подозреваемого, и тому есть причина: обычно он и есть виновник. Забита до смерти какая-нибудь женщина – под подозрением сразу оказывается муж или любовник. Как правило, его держат в кутузке, сколько позволяет закон, и прессингуют по полной, выдавливая информацию до капли, а то и выбивают признание, пока тот не придумал алиби. Что здесь вообще происходит? Так, смотрим: у полиции есть человек, судя по тюремным татуировкам, отсидевший, обвинялся ни много ни мало в изнасиловании, заявил о трупах у себя в запруде… но их бы и так нашли, ведь пожар оголил все, а этот человек ждет страховых инспекторов. Ну конечно, он первый кандидат в главные подозреваемые!

Тогда зачем его отпустили?

Совсем тошно. Что-то здесь нечисто. Или, может, Робби напутал: Снауча не арестовали, но это не за горами? «Помощь полиции в ходе следствия», – стандартная фраза. Зачем арестовывать Снауча, если он и так помогает? В камере без веских на то оснований до бесконечности не продержишь.

Мартин слегка успокаивается.

Толпа возле церкви растет, операторы и фотографы вовсю трудятся, затворы камер так и щелкают, будто переговариваясь между собой шифром. Херб Уокер тоже здесь, отвел Робби в сторонку и о чем-то с ним шепчется. В сопровождении Джейми подъезжает Фрэн Ландерс. Парень угрюмо смотрит в землю, всем своим видом показывая, как не хочет здесь быть. Мэнди с Лиамом в прогулочной коляске тоже полностью игнорирует журналистов. Робби помогает ей поднять коляску по лестнице и провожает в церковь.

Мартин ищет взглядом Кэрри, и в этот миг улавливает движение. За толпой представителей СМИ, на высоком берегу водохранилища, в красной рубашке стоит тот самый мальчик, с которым он встретился на ступенях церкви в первый день после приезда. Как же его имя? Люк? В руках у него длинная палка вроде трости. Вот он приставляет ее к плечу, как ружье, и нацеливает на него. Чуть опустив, шепчет губами «пиф-паф» и убегает по невидимой стороне склона. Мартин прирастает к месту, дыхание застыло на палящей жаре.

Похороны закончились, и он первым делом идет в «Оазис», но спокойно поговорить с Мэнди нет никакой возможности. Магазинчик кишмя кишит журналистами. Мэнди тележкой выкатила кофеварку к прилавку и зарядила ее огромной канистрой воды. Бум в бизнесе никак не улучшил ей настроение, и она обслуживает Мартина с хмурым видом. Держится отстраненно, чуть ли не официально. Вероятно, прочла статьи, в которых он выносит приговор Свифту и Снаучу… или рассказали репортеры в ее заведении. Пожалуй, не стоит сейчас заводить разговор на эту тему.

Мартин расплачивается за кофе и идет с ним по Хей-роуд, пересекает Сомерсет, минует солдата Первой мировой на его постаменте и закрытый отель «Коммерсант». Жаль, пивная не продержалась еще полгода, журналисты хлещут ведрами не только кофе.

В универмаге за прилавком снова Фрэн, она так и не переоделась после церкви. Джейми помогает, угрюмо поглядывая на местных и заезжих в проходах.

– Здравствуйте, мистер Скарсден, – приветствует его Фрэн. – Я вас вспоминала. Благодаря вам газеты идут на ура. – Сегодня никаких улыбок, никакого намека на флирт.

– Оно и видно. – Мартин смотрит на пустое место, где обычно тонкими пачками лежали газеты. – Вас это не радует?

– То, что газеты продаются, радует, а вот то, что вы обвинили Байрона в смерти девушек, – не особенно.

– Фрэн, мы можем поговорить с глазу на глаз?

Владелица магазина задумчиво окидывает взглядом толпу покупателей.

– Думаю, да. – Она поворачивается к сыну. – Джейми, ты не мог бы здесь присмотреть, пока мы с мистером Скарсденом побеседуем в подсобке?

Джейми утвердительно буркает, Фрэн ведет Мартина через толпу покупателей в конец магазина и, открыв дверь, щелкает выключателем. Помигав, оживают люминесцентные лампы на потолке, все заливает жесткий свет. Комната совершенно не похожа на подсобку Мэнди в «Оазисе». Здесь одно большое помещение без окон, вокруг по большей части пустые стеллажи да кое-где картонные коробки с товаром. Хотя верхние полки заросли паутиной, в целом кладовая выглядит опрятно. В углу слева от двери стоит стол, а на нем – компьютерный монитор, устаревший лет на десять.

Фрэн выдвигает стул и, смахнув с сиденья пыль, чтобы защитить нарядную одежду, садится.