Девушка отреагировала странно. Заерзав, она, будто забыв о широких ремнях, притягивающих ее к кровати, попыталась забиться в угол, губы приоткрылись, изо рта послышалось шипение.

— Не подходи! Не подходи ко мне, слышишь, ты, садист!

Я оторопел. Я? Садист? Да я ее впервые вижу! И только когда она открыла рот, чтобы закричать, до меня дошло. На мне же одежда санитара! Она меня за одного из них принимает!

– Тихо, тихо! — я опустил оружие, поднял руку в предостерегающем жесте, и стащил с головы шапочку, сунув ее в карман. – Спокойно! Я тут не работаю, я не один из них, слышишь? Только не кричи!

Не знаю, поверила ли она мне, или просто потеряла дар речи от вида вооруженного до зубов меня в мешковатой одежде с чужого плеча, как бы то ни было, кричать она передумала. Ее взгляд скользнул по мне, она набрала полную грудь воздуха, тяжело выдохнула и обмякла на постели.

-- Спокойно! – продолжил я, медленно приближаясь к кровати и держа руки на виду. – Я не причиню тебе вреда. Я – детектив, я пришел помочь! Только успокойся!

Кажется, до нее дошел смысл моих слов.

– Кто ты? Как тут оказалась? – глупый, наверное, вопрос, но надо же с чего-то начинать общение?

– М… Мэг… – проговорила девушка, слегка запинаясь. – Мне сказали, что помогут, что вылечат, а потом пришли ночью, сунули в лицо какую-то дрянь, и очнулась я уже здесь.

– Что с тобой делали?

– Я… Я не знаю. Вливали какую-то жидкость, похоже на кровь, говорили, что мне станет лучше, но я только чувствовала себя все хуже и хуже. А они не останавливались. Я пыталась уйти, тогда меня избили, пристегнули к кровати и продолжали… – девушка всхлипнула.

– Спокойно, Мэг! Теперь все будет хорошо! – продолжал я увещевать ее. – Продолжали что?

– Я… Я не знаю… Мне кажется, это какие-то опыты… Эксперименты. Я просила отпустить меня, просила отпустить, но они не слушали, а эта… Эта сука… Приходила и глумилась. Она… Она говорила… – новый всхлип. Кажется, она на грани истерики. Плохо. Если заорет…

– Что она говорила, Мэг?

– Говорила, что…

И в этот момент нас прервали.

– Эй, приятель, а где… Какого…

Я резко обернулся и беззвучно выругался. В дверях стоял охранник, как брат-близнец похожий на того, что я вырубил дверью. Только вот в отличие от него, он был вполне в сознании, и одной рукой тянулся к пушке на поясе, а другой – к рации, закрепленной на плече. Видимо, сначала он принял меня за санитара, но потом увидел оружие, и понял, что здесь, мягко говоря, что-то не то.

Я схватился за оружие и упал на колено, вскидывая винтовку. Только благодаря этому, пуля, которую выпустил охранник, прошла выше и вдребезги разнесла какой-то прибор, стоящий на прикроватной тумбочке. Не дожидаясь, пока охранник перенесет прицел, я утопил спусковой крючок.

Стрелять в движении из непривычного оружия – не самая простая задача, особенно когда торопишься спустить курок раньше противника, и потому я промазал. Вместо того, чтобы ударить охранника в грудь, моя первая пуля вошла ему в ногу. Он закричал и качнулся назад, падая в двери, но пистолет не выпустил. К счастью, он тоже был далеко не Буффало Билл, и пуля, выпущенная в падении, ударила в стену, противно взвизгнув рикошетом. Я снова прицелился и выстрелил еще дважды. На этот раз мои выстрелы достигли цели, попав охраннику в туловище. Будь он без бронежилета, на этом бы все и закончилось, а так… А так он выпал в коридор, дотянулся, наконец, до рации, и не своим голосом заорал в нее что-то на испанском. Я вскочил на ноги, одним длинным прыжком преодолел разделяющее нас расстояние и выстрелил ему в голову. Практически в упор.

Охранник заткнулся на полуслове, его голова безвольно откинулась назад, вокруг нее начала разрастаться кровавая лужа. Выругавшись, я быстро глянул в обе стороны коридора: чисто. Пока чисто. Но это ненадолго. Чертов ублюдок, успел все-таки поднять тревогу! Но какого хрена? Эта тварь же сказала мне, что внутри нет охраны!

– Мэг, не бойся, – бросил я через плечо. – Сейчас я разберусь с проблемой и вернусь за тобой. Только не…

Обернувшись, я замер на полуслове. Мэг меня не слышала. Та самая пуля, срикошетившая от стены, попала ей в голову. Девушка была мертва.

– Дерьмо! – процедил я. Так. Нужно срочно что-то делать.

По уму, нужно было сматываться. Вот только была одна проблема. Я не успел узнать ровным счетом ни-че-го! Нет, конечно, основываясь на рассказе проститутки из «Призрачных грез» и того, что я увидел здесь, можно сделать какие-то выводы, но этого мало, чертовски мало, мать его! Значит, придется еще задержаться. Но успею ли я отсюда выбраться, если задержусь? Сложный вопрос.

Затащив тело охранника в палату, я прикрыл дверь, и быстро двинулся по коридору. Нужно выяснить все до конца. Нельзя бросать дело на середине. Хотя бы осмотреть здесь все. Две минуты, мне нужно всего две гребаных минуты!

Я дернул дверь, ведущую в следующий зал, и замер на пороге. Твою мать, это еще что за дерьмо?

Больше всего помещение напоминало лабораторию безумного ученого из фильма ужасов. Оно было заставлено приборами непонятного назначения, вся эта машинерия гудела, пищала и щелкала, провода и шланги, переплетаясь подобно экзотическим змеям, тянулись от аппаратов к прозрачным бакам из стекла или пластика. А в этих баках…

Я, если честно, ни черта не понимаю в анатомии, биологии, или что там нужно знать, чтобы опознать человеческий эмбрион, но готов был поклясться, что в баках были именно они. Эмбрионы, на разных стадиях развития. От невнятного головастика до вполне сформировавшегося младенца. А вот с однозначной идентификацией принадлежности этих эмбрионов возникала проблема.

Когда-то очень давно, когда я был еще подростком, на Дно приезжала странствующая кунсткамера с выставкой под названием «Катастрофы человеческих тел». Там были выставлены образчики разнообразных генетических мутаций – то ли действительно настоящие и заспиртованные, то ли искусно вылепленные из воска, не знаю. «Заячья губа», «Волчья пасть», лишние руки, ноги, рудиментарные хвосты и жабры – самое безобидное, что можно было там увидеть. Луи и Фредди, пара моих дружков, которым посчастливилось попасть на выставку, прожужжали мне все уши о ней, я не выдержал, стащил у дяди пять баксов, чтобы оплатить вход и сбежал из-под замка на выставку.

Выставка произвела на меня ни с чем не сравнимое впечатление. Возможно, сейчас вспоминать об этом немного стыдно, но меня вырвало прямо на один из экспонатов. Меня вывели за ухо, и обидным пинком отправили на пыльную мостовую, где я продолжил опустошать желудок. Мне здорово влетело от дяди за украденные деньги и побег, а еще я понял, что и Луи, и Фредди ни на какой выставке не были, и лишь важно надували щеки, живописуя выдуманные экспонаты. Я отловил их поодиночке и хорошенечко взгрел за вранье, а себе поклялся никогда в жизни больше не посещать кунсткамеру.

То, что я видел перед собой, очень напоминало ту самую выставку. Огромное количество разнообразных уродцев, с тремя ногами, с растущим из затылка вторым лицом, с перепонками между пальцами и чешуей, с непропорциональными, вмятыми головами… От экспонатов выставки все это отличалось только одним, но очень важным уточнением: то, что было за стеклом, было однозначно живым. Я видел, как пульсируют жилки, как сокращаются конечности, как раскрываются и закрываются уродливые рты, и чувствовал, как откуда-то из глубин, из самых потаенных пластов сознания, поднимается ничем не прикрытая, первобытная ярость, а перед глазами начинают свой замысловатый танец почти забытые красные снежинки. Отлично, мать твою. Давно их не видел.