– Я надеюсь, ты замолвишь за него слово, когда придет время, – сказал он.

– О чем это вы?

– Спроси у нашего умника. Он даже писал об этом в своих трудах. Кажется, в первой части «Теории душ», – ответил Антон и вышел за дверь в своих сказочно-ярких одеждах.

Ни куртки, ни пальто, ни даже свитера, и это в конце октября! Но откровенно говоря, с того дня, когда мистик ходил босиком по лужам, а Лия едва не попала в бульон, меня сложно чем-то удивить.

Часы показывали начало второго ночи, когда я осторожно открыла дверь в спальню. В комнате было темно, и только мутные фонари проливали в окно немного тусклого света.

Мистик лежал под одеялом и не шевелился.

– Кто это? Лия? – тихо спросил он и открыл глаза.

– Нет, это я, Алексей. Лию отправили домой, она слишком нервничает, чтобы сидеть всю ночь у вашей постели.

– А вы собираетесь сидеть всю ночь у моей постели? – довольно язвительно осведомился Козаков, и я поняла, что он чувствует себя гораздо лучше.

– Да, если вы не против. В отсутствие специалиста мне поручено следить за вашими энергетическими потоками.

– Ну если вам поручено… Какие еще наставления оставил вам этот тип?

– Не кормить вас до утра и не трогать руками. Козаков глубоко вздохнул:

– Это правильно, Анжелика. Я бы и сам вам этого не позволил, – тихо произнес он, причем его голос стал на удивление мягким и глубоким, как будто не было ни ночных звонков, ни плачущей Лии, ни специалиста по энергетическим потокам. – Еще что-нибудь?

– Еще он сказал отменить ваши встречи. Вы хотите, чтобы я это сделала?

– Я подумаю. Но семинар обязательно состоится.

– Антон говорил…

– Я знаю все, что говорил вам Антон, и даже намного больше, – возразил мистик, – но все-таки семинар состоится.

Его голос был на удивление мягким, но не допускал ни малейшей возможности для возражений.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я.

– Я в полном порядке, не волнуйтесь. Мне не хотелось бы сейчас вставать, но вы вполне можете расположиться в гостиной. Совсем необязательно караулить мой сон. Только задвиньте занавески, если вам не трудно.

Я пошла через комнату и тут же споткнулась обо что-то жесткое.

– Осторожнее, Анжелика! Это штанга.

– Штанга? Вы занимаетесь со штангой?

– А вы видели мой трицепс, Анжелика? Вы думали, он достался мне в наследство от бабушки? К вашему сведению, я хожу в спортзал три раза в неделю.

Это сюрприз: оказывается, совершенное тело мистика не было даром природы. Что ж, его можно было от души поздравить с успехами.

Я аккуратно прошла к окну и задернула шторы. В комнате сразу же стало темнее и тише, как будто вместе со светом фонарей пропали и беспокойные звуки ночного города.

– Возьмите плед в верхнем ящике шкафа и ложитесь спать, – сказал мистик, и его слова прозвучали почти нежно. – Спасибо вам, Анжелика.

– Не за что. Это всего лишь моя работа, – ответила я.

– Врете вы все, я вам не верю. Вы ведь работаете не из-за денег, правда? Меня невозможно терпеть из-за денег, даже если их очень много.

– Оставьте вопросы до утра, Алексей. Отдыхайте.

Я взяла плед из шкафа и вышла в гостиную.

– Все-таки вы ужасно вредная, – крикнул мне вслед знаменитый автор кармических теорий.

Откровенно говоря, я считаю, что он был совершенно здоров. Я бы даже ничуть не удивилась, если бы мне сказали, что он нарочно устроил этот спектакль – чтобы все его жалели.

На подоконнике в гостиной были сложены все труды Козакова. Я взяла первую часть «Теории душ» и стала медленно перелистывать страницы. То, что я искала, обнаружилось ближе к середине книги.

Правую сторону разворота украшало изображение длиннобородого старца в белых одеждах, который сидел на песке, сложив ноги по-турецки. Он внимательно смотрел на весы с круглыми чашами, которые находились прямо перед ним и замерли в состоянии равновесия.

Рядом, подняв руки к небу, стоял мужчина. И его лицо было таким отчаянным и потерянным, что было ясно: от того, будет ли в этот миг услышана его мольба, зависит очень, очень многое.

А чуть поодаль, на песке у самой воды беззаботно лежала женщина, устремив взгляд в сторону бескрайнего моря. А у ее ног, как обычный домашний зверь, улегся единорог с серебристой шкурой.

Главка на левой стороне разворота называлась так: «Суд».

«– Вы знаете, что ждет каждого из вас после смерти? – спросил Доктор и внимательно посмотрел на каждого из своих учеников.

Разумеется, они знали.

– Рай! – радостно воскликнул один.

– Ад, – мрачно констатировал другой.

– Переселеееение дуууууш, – протянул третий.

– Довольно! Есть очень много вариантов, – прервал их Доктор. – Но вы знаете, от чего все зависит?

Разумеется, они знали и это.

– От наших поступков! – крикнул один ученик.

– От помыслов, – предположил другой.

– От кармы, – заявил третий.

– Довольно! – снова прервал их Доктор, у которого было неважное настроение. – Ни черта вы не знаете… Но я вам, так уж и быть, расскажу. После смерти вы попадете на суд. Тот, кто все это придумал, заглянет в ваши дурацкие глаза и за одну секунду увидит все – и ваши поступки, и помыслы, и карму, будь она неладна… Он увидит много хорошего и плохого тоже достаточно, так у всех бывает, и ничего тут не попишешь. Когда чаши весов остановятся в равновесии (а они почти у всех именно так останавливаются, можете мне поверить), тот, кто все это придумал, спросит: „Есть ли в этом мире женщина, которая согласна замолвить за него слово?“ И если найдется такая, чаша весов, на которой написано „хорошо“, опустится вниз, а Врата Мира со скрипом распахнутся. А если такой женщины не будет, старик кивнет в сторону лодки, которая поплывет по вонючей воде к подножью горы, и дальше сквозь пещеры неизвестно куда. И тут я уже вам не завидую».

Я закрыла книгу и погасила свет. На мой взгляд, женщины, рожденные привлекать, слишком часто меняют свое мнение, чтобы можно было на них полагаться в вопросах жизни и смерти. Но знаменитый мистик наверняка гораздо больше меня знал о женщинах и о том, что ими движет.

Я легла на диван и укрылась пледом. В гостиной Козакова не было плотных штор, а потому я не могла закрыться от мутного света фонарей и городского шума. По потолку скользили причудливые тени, превращаясь то в невиданных животных, то в дороги, ведущие далеко-далеко. Но ни тени, ни жесткий диван, ни мысль о женщине, которая замолвит слово за знаменитого мистика, не помешали мне заснуть очень быстро.