Маргарет до сих пор чувствовала разочарование. Она не умела читать и писать, не умела одеваться и вести себя как благородная дама, но зато знала, как вести хозяйство в замке, и стремилась это доказать. Йен должен был понять, что женился не на дикарке, а на женщине, которой мог гордиться.

Она бы написала ему, что никогда в жизни не чувствовала себя такой ненужной. И единственным ее утешением в этом ужасном заточении оказалась Тильда. Младшая сестра Йена была единственным человеком на острове, не считавшим, что он совершил ошибку.

И еще она бы ему написала, что, вероятно, сама совершила ошибку. Теперь бесконечное счастье и любовь, которую она испытывала к нему в рыбацком домике, казались необыкновенно далекими, нереальными… И теперь она озиралась по сторонам и удивлялась: каким ветром ее сюда занесло? Ей ужасно хотелось вырваться отсюда. Она отчаянно скучала по дому и людям, которые ее не стыдились и которые по‑настоящему любили ее и ценили. Да‑да, ужасно хотелось вырваться отсюда. Она так бы и написала мужу — не стала бы лгать.

В монастыре ей постоянно предлагали помощь: монахини вызывались ответить на письмо мужа, — но Маргарет отказывалась. Она пыталась с их помощью освоить грамоту и первые навыки чтения и письма освоила за несколько месяцев, чтобы больше не позорить мужа отсутствием образования. Но ее знаний пока не хватало, чтобы выразить в письме все обуревавшие ее чувства.

— Возможно, ты прав, — спокойно ответила она Фину. — А теперь, если позволишь, мне необходимо поторопиться, чтобы успеть переодеться к вечерней трапезе.

Она знала, что леди Ригнах не одобряла ее простую шерстяную одежду, но Маргарет не хотела пачкать краской свои новые платья. Через день‑два после отъезда Йена его мать вызвала из Обана портниху, которая тщательно измерила ее с ног до головы для создания нового гардероба. Леди Ригнах, вероятно, проинструктировала портниху; когда же лэрд Маклин двумя неделями позже приехал в замок вместе со старшими сыновьями, он привез из Эдинбурга множество всяких тканей и фурнитуры.

Фин насмешливо поклонился и пропустил ее, но тотчас последовал за ней. Сначала она приписала странное чувство — покалывание в затылке — его присутствию, но это было нечто другое. Она уже так давно не испытывала подобного, что успела позабыть, что это такое.

Внезапно Маргарет заметила толпу у ворот. И тут ее увидела Тильда. Эта милая девушка оказалась единственным ярким лучом в беспросветном мраке последних месяцев. Она была очень добра, и ее не заботило, что Маргарет — та самая дикарка Макдауэлл.

— О, Мэгги, наконец‑то! Я тебя везде искала. Ты только посмотри, кто…

Маргарет ее уже не слышала. В этот момент от толпы отделился мужчина, и она замерла, словно окаменела.

Он был весь покрыт дорожной пылью, оброс многодневной щетиной, да и волосы стали длиннее обычного — теперь доходили до плеч. Но когда она увидела пронзительные синие глаза, то сразу узнала мужа.

Все горькие эмоции, вся боль и невзгоды прошедших месяцев оказались в прошлом. Сердце сжалось, и глаза наполнились слезами. Дыхание перехватило. Она издала странный звук — то ли крик боли, то ли возглас облегчения — и бросилась бежать. В следующий миг она очутилась в его объятиях. Йен прижимал ее к себе, гладил по волосам и бормотал ласковые слова. А потом с жадностью впился поцелуем в ее губы.

Йен никогда не забудет свой страх и неуверенность в тот момент, когда жена заметила его и, казалось, обратилась в камень. Навсегда запомнит он и свою радость, и свое облегчение, когда она спустя несколько мучительных мгновений бросилась к нему.

Он начал целовать жену прямо во дворе, не обращая внимания на толпу, в которой были его мать и сестры. Проклятье! И словно этого было недостаточно, он подхватил ее на руки и бегом устремился в спальню. И все это — средь бела дня! Не очень‑то прилично. Да‑да, ужасно неприлично. Лихорадочно и поспешно. Но он все‑таки позаботился о том, чтобы жена получила удовольствие. Так что очень может быть, что все получилось правильно.

А вот потом… Ему ужасно хотелось забыть этот разговор.

— Ты в порядке? — спросил Йен, отдышавшись.

Маргарет долго не отвечала. Наконец подняла голову, приподнялась и посмотрела на мужа сверху вниз. Ох, слишком поздно он вспомнил их последний разговор…

— Нет, Йен, я не в порядке. И не была в порядке со дня твоего отъезда. — Ее золотистые глаза сверкнули. Он уже почти забыл их недавний чувственный блеск, забыл, как от одного только взгляда, устремленного на него, его бросило в жар, а кровь быстрее побежала по жилам. — Но если ты спрашиваешь об удовольствии, доставленном моему телу, то да, все в порядке. — В ее голосе не было дразнящих ноток, в глазах — задора, а на губах — улыбки.

Конечно, Йен не ожидал, что его встретит улыбающаяся легкомысленная и шаловливая девушка, которая ворвалась в Большой зал Стерлинга — и в его жизнь — пятью месяцами ранее. Но такую серьезную и подавленную молодую женщину он тоже не думал встретить. Что же с ней произошло?

Он напрямую и спросил об этом, а она пожала плечами и отвела глаза.

— Не знаю. Но что‑то изменилось.

Йен мысленно выругался, радуясь, что жена не чувствовала придавившего его груза вины. Он даже не осознавал, что делал, когда прервал любовный акт в последнюю секунду. Ему и самому не верилось, что у него хватило присутствия духа так поступить. Но он знал, что так будет правильно. Разумеется, он хотел бы оставить ее с ребенком, однако понимал, что это было бы несправедливо по отношению к ней. Ведь он вполне мог не дожить до рождения ребенка…

Но она, очевидно, имела в виду что‑то другое. Взяв жену за руку, Йен поцеловал крохотную ладошку и проговорил:

— С тех пор как увидел тебя, Мэгги, я не смотрел ни на одну другую женщину. Теперь для меня есть только ты.

Маргарет внимательно всмотрелась в его лицо — и сменила тему.

— Ты выглядишь… как‑то по‑другому.

Йен бессознательно провел ладонью по щеке, много дней не знавшей бритвы. Он знал, что выглядит как бродяга, но ему было не до бритья — не терпелось добраться наконец до жены.

— Понимаешь, у меня не было времени привести себя в порядок.

Девушка, которую он встретил в Стерлинге, непременно начала бы его поддразнивать. Она припомнила бы ему все: и нехарактерную для него демонстрацию чувств на публике, и поспешность, и неопрятный внешний вид, — но сейчас рядом с ним в постели была совсем другая женщина.

— Как ты приехал? — спросила она. — Я не видела лодки у причала.

Йен не хотел привлекать внимание к своему приезду. Корабль и люди, плывшие с ним, ждали в проливе к западу от Керреры. Маклауд помог ему. Он договорился с лучшим шотландским мореходом, чтобы тот доставил Йена домой. Без опыта Максорли Йен, возможно, был бы уже мертв: или пал бы от рук англичан, которые довольно долго преследовали их, когда они огибали Ирландию, или погиб бы во время шторма, едва не перевернувшего корабль и заставившего их найти укрытие на каком‑то островке и два дня ждать улучшения погоды. В результате несколько дней, на которые он рассчитывал, превратились в двадцать четыре часа, если не меньше. Но как все это объяснить жене?