И в музыке условия были во многом такими же. Некоторая музыкальная подготовка считалась неотъемлемой частью образования всех еврейских детей, как мальчиков, так и девочек. Джованни Мария де Медичи, композитор (отступник от иудаизма, вынужденный бежать из Флоренции после убийства, впоследствии стал фаворитом папы Льва X, благодаря которому он получил титул князя Вероккьо), в начале XVI века официально служил флейтистом при дворе дожа. Этому примеру следовали следующие несколько сотен лет. В XVIII веке еврейские инструменталисты Вероны завоевали себе доброе имя. Одного из них звали Якоб Базеви Черветто. Ему аккомпанировал его сын Джакомо, который впоследствии служил при английском дворе. В 1607 году в венецианском гетто поставили оперетту, в которой с радостью приняли участие многие видные представители общины. В тот период в гетто жила одна еврейка по имени Рахиль, одаренная голосом необычайной красоты. Ее часто можно было встретить в салонах аристократии. После изгнания евреев из Мантуи в 1629 году – одного из самых трагических эпизодов в истории итальянских евреев – многие беженцы прибыли в Венецию. Среди них были несколько опытных инструменталистов, которые долгое время услаждали слух придворных Гонзага. Под их влиянием в гетто образовалось музыкальное общество, получившее многозначительное название «Когда мы вспоминали Сион». Характерно, что душой нового предприятия стал раввин Леоне да Модена. Он был не только капельмейстером, но и секретарем. Какое-то время общество процветало и даже попыталось ввести светский музыкальный канон в синагогальные богослужения. Кроме того, общество завязало близкие отношения с подобными организациями за пределами гетто. Однако после эпидемии чумы 1630 года деятельность музыкального общества, как и всех прочих, приостановилась. Хотя оно просуществовало еще девять или десять лет, оно так и не оправилось от удара.

Еще одним видом искусства, в котором итальянские евреи долго не знали себе равных, были танцы. Более того, один из них, Гульельмо да Песаро, член придворного кружка Лоренцо Великолепного во Флоренции, написал первую современную книгу на эту тему, Trattato dell’ Arte del Ballo. В то время учителя музыки и танцев среди евреев встречались почти так же часто, как врачи и ростовщики. Нет ничего удивительного в том, что отношения с христианами в той сфере считались угрозой для обеих религий. Уже в 1443 году венецианские власти приказали закрыть в городе все музыкальные школы и школы танцев, если их основателями были евреи. С тех пор евреям запрещалось преподавать эти искусства христианам под угрозой полугодового тюремного заключения и штрафа в 500 дукатов. В последующие годы это условие часто подтверждали. Тем не менее склонность к обучению музыке и танцам сохранялась. Наставники-евреи, обучавшие своих подопечных Торе и прочим наукам, непременно учили их музыке и танцам. Якоб Леви, зять Леоне да Модены и сам отец известного ученого, по профессии был учителем танцев. Когда Модена хвалил своего зятя, он говорил, что тот знаток пения, музыки и танцев. В 1697 году, однако, когда попытались сократить роскошь в жизни гетто, танцмейстеру запретили занятия в доме невесты до или после свадьбы; судя по всему, с того времени популярность профессии стремительно сокращалась.

Дабы у читателей не возникла слишком идеализированная картина еврейской жизни в прошлом, следует не без некоторого облегчения сообщить, что и в гетто жили самые обычные люди, не только святые, но и грешники. Некоторые из них были настолько яркими и живописными, что привлекали всеобщее внимание. Жители гетто всегда отличались щедростью, хотя, откровенно говоря, некоторые из них не всегда бывали честными. Все это не позор. Сказанное лишь демонстрирует, что евреям, несмотря ни на что, были свойственны не только сверхчеловеческое долготерпение, но и обычные человеческие страсти. Тем ярче проступает их сопротивление страшному неравенству, с которым они сталкивались. Более того, серьезное изучение фактов подчеркивает еврейские добродетели больше, чем способно сделать неясное обобщение. В полуофициальном списке преступников, публично казненных в Венеции на протяжении девяти столетий, из 783 имен встречаются только 4 еврейских. Несомненно, домашняя жизнь гетто была скромной; однако ничто человеческое не было чуждо его обитателям. В XVI веке богач Вита из Падуи лишил наследства своего племянника, Якоба дель Банко, беспутного сына основателя венецианской еврейской общины, на том основании, что тот постоянно навлекал дурную славу на всех евреев в целом и своих родственников в частности. Непропорциональный успех евреев в любовных похождениях служил одним из предлогов для сохранения системы гетто; в период создания гетто в этой связи особенно часто упоминали имя одного врача, подражавшего Дон Жуану. Скорее не из религиозных, а из светских соображений евреям запрещалось вступать в отношения с христианками – даже куртизанками – под угрозой самого сурового наказания с обеих сторон. Виновных подвергали порке, тюремному заключению и штрафу. Гетто было не совсем свободно от этого греха. В конце XVII века (1694) у ворот нашли найденыша; власти столкнулись с щекотливым вопросом, следует ли воспитывать подкидыша как еврея. В 1639 году главы общины сочли необходимым принять меры против растущей распущенности. Тем не менее тридцать лет спустя один богатый еврей по фамилии Сакердоте приехал в Венецию из Мантуи с исключительной целью завязать интрижку со знаменитой комедианткой Люсиндой. Не были редкостью и драки из-за девиц; по меньшей мере в одном случае дело имело роковой исход. Несмотря на все это, нравственность евреев была гораздо выше, чем у их соседей. При внимательном и продолжительном изучении оригинальных записей XIV–XVIII веков удалось обнаружить имя лишь одной еврейской проститутки, да и та обратилась в христианство. Конечно, многочисленные интрижки процветали и за пределами гетто, свидетелем чему служит листовка XVII века, напечатанная, очевидно, по свежим следам; в листовке под угрозой самого строгого наказания запрещалось детям жениться без согласия родителей. В мелочах евреи следовали примеру своих соседей. Они часто сквернословили; у некоторых с языка не слетало ни одной фразы без ругательства. В подражание христианкам, роженицы призывали на помощь Мадонну. Казанова записал имя одного английского еврея, некоего Мендеса, который принадлежал к его компании. Не раз приходилось издавать указ, по которому евреям запрещалось носить оружие.

Традиционная деловая сметка в сочетании с развитой инициативой и свойственными тому времени суевериями толкала венецианских евреев к занятиям алхимией. Ею в Венеции в 1590 году занимался один нееврей по имени Мамуньяно; он преуспевал, чему, однако, больше способствовала доверчивость его клиентов, чем его собственные технические достижения. Наверное, на его примере в последующие годы выросла популярность такого рода занятий. Склонность к алхимии, видимо, была наследственной. Шемайю да Модена, дядю Леоне, такая склонность за несколько лет до того довела до смерти. Авраам Каммео, римский врач, которому следовало быть умнее, с воодушевлением занимался этой псевдонаукой. В 1603 году он уговорил Леоне присоединиться к его экспериментам в период, когда тот оставался без работы. Дело не принесло никаких результатов; но посеянные им семена упали на удобренную почву. В 1614 году Марко, сын Леоне, сам начал заниматься алхимией вместе с одним священником по имени Джузеппе Грилло. Первые опыты оказались столь многообещающими, что весной следующего года они вдвоем устроили лабораторию в Старом гетто. Достигнутые ими результаты произвели глубокое впечатление на Леоне, который никогда не отказывался от легкой наживы. Он и сам продал десять унций чистого серебра, которое, по слухам, получилось из смеси унции драгоценного металла с девятью унциями свинца. Некоторое время он уверенно смотрел в будущее, ожидая ежегодного дохода в тысячу дукатов при минимуме усилий. Однако применяемые алхимиками химикалии оказались настолько ядовитыми, что свели все самые многообещающие достижения на нет. Вскоре кровоизлияние, вызванное парами мышьяка, вынудило экспериментатора отказаться от своих опытов; через короткое время он умер.