Наверное, ни в один период за всю недавнюю историю евреев в одном месте одновременно не жило столько выдающихся личностей, как в Венеции в XVII веке. Личности эти представляют интерес не только в силу своих познаний, но и благодаря широте обаяния, а также благодаря многочисленным достижениям, о которых мы, как ни странно, хорошо осведомлены благодаря необычному обилию документальных свидетельств. Многие такие свидетельства связаны с именем Леоне да Модена, который больше, чем кто-либо другой, олицетворял иудаизм для внешнего мира того времени и представляет свое время для наших современников.

Леоне да Модена родился 23 апреля 1571 года, между шестью и семью часами вечера, в Старом гетто в Венеции, в доме, принадлежавшем некоему Якобу Луццатто. Его матерью была Рахель (Диана), дочь Иоканана Леви, которого в 1540 году изгнали из Неаполитанского королевства вместе с остальными тамошними евреями. Его отец, Исаак да Модена, принадлежал к более прославленному роду, история которого известна на протяжении пяти столетий. Семья да Модена происходит от ссыльных из Франции, которые нашли убежище в Италии, сначала в Витербо, а затем в Модене, где семья преуспела. Отсюда их фамилия. Прадед Леоне, Исаак, переехал из Модены в Болонью, где у него была своя компания. Он был отцом Мордэхая (Марко) да Модена, который еще больше прославил семью. Марко уважали за его познания; ему принадлежит несколько небольших работ, связанных с изучением древнееврейского языка. Однако он посвятил свою жизнь медицине. Учился в университете своего родного города и, как все обладавшие должной подготовкой местные врачи, в 1529 году стал рыцарем Золотой Шпоры во время визита императора Карла V. Он умер в 1530 году, в возрасте всего 50 лет. Его дети прославились не меньше. Один из них, Шемая да Модена, преждевременно погиб в результате своих алхимических опытов. Другой сын, Абталион (ум. 1611), был поразительным ученым, которого, по словам его племянника, современники цитировали чаще, чем упоминали. Он очутился в центре внимания, когда отправился с миссией к папе Григорию XIII, чтобы просить об отмене запрета на талмудическую литературу. Он произнес перед Папской курией блестящую речь на латыни, которая длилась два часа. Еще один сын, Соломон, был не только ученым и отцом ученых, он прославился и благодаря своей жене Фиоретте, знаменитой своими глубокими познаниями в иудаике. Позже она поехала в Палестину, где окончила свои дни в атмосфере набожности и учености. Отец самого Леона, Исаак, был старшим из трех братьев; обстоятельства вынудили его рано заняться делами. Как и остальные члены его семьи, он, судя по всему, отличался суеверностью, а также вздорным характером – споры между тремя братьями о разделе отцовского наследства продолжались 32 года! Однако в житейских делах он весьма преуспел. В 1569 году он вынужден был уехать из Болоньи из-за жестокого указа об изгнании, изданного папой Пием V. Изгнанники обосновались в Ферраре.

Здесь в ночь на 16 февраля 1570 года, в пятницу, произошло сильное землетрясение. Невзирая на святость субботы, еврейские обитатели города вместе с соседями-христианами бросились очертя голову бежать в сельскую местность. Несколько дней после этого земля дрожала, вызывая общую тревогу. Правда, тогда не пострадал ни один еврей и – что казалось чудом – ни одна из городских синагог не получила ни малейшего ущерба. Тем не менее это событие имело большое значение для жизни евреев. Во-первых, в результате общения с неким ученым-христианином, рядом с которым он очутился в своем загородном убежище, Азария де Росси, сам беженец из Болоньи, написал перевод Послания Аристея, ставший второй частью его эпохального труда, Meor Enajim, который заложил основы еврейской литературной и исторической критики. А во-вторых, именно после землетрясения Исаак да Модена решил вместе с семьей искать прибежища в Венеции; так что его сын Леоне, по чистой случайности, родился в городе, с которым его потом так тесно отождествляли. Через восемь дней обрезание младенца совершил Менахем Азария да Фано, который считался самым известным каббалистом своего времени; впоследствии он стал наставником да Модены.

Пробыв в Венеции около восьми месяцев, семья вернулась в Феррару; на обратном пути ребенка едва не похитил носильщик-христианин. Как только мальчик научился говорить, он демонстрировал преждевременное развитие во всем. В 2,5 года он публично произнес нараспев урок из Книги Пророков; таким было обычное начало обучения иудаике в то время. Он переболел всеми детскими болезнями, в том числе оспой и солитером; правда, ни одна болезнь не представляла угрозы для его жизни благодаря лечению одной старухи-знахарки. Такое невезение сопровождало его всю жизнь – и даже до рождения, если верить его собственным словам. Типичным можно назвать случай в загородном доме, где его отец соорудил купальню для ритуальных омовений. Юный Леоне свалился в нее, играя с друзьями, и едва не утонул. В то время Исаак да Модена обеднел в результате денежного спора с кардиналом д’Эсте. Тем не менее он по-прежнему старался дать сыну лучшее образование, какое было в его силах. В Ферраре, в доме своего кузена Марко, Леоне получил хорошие знания латыни, иврита и итальянского языка, не говоря уже о музыке, пении, танцах и прочих легкомысленных предметах. В Падуе Самуэль Аркевольти, автор новаторского труда по древнееврейской просодии, посвятил его в тайны древнееврейского стихосложения. Знания пригодились ему в 1584 году, когда на Кипре скончался его наставник, Мозес Базола делла Рокка. В его честь ученик сочинил элегию, которая, при фонетическом исполнении, звучала одинаково на иврите и на итальянском. Впоследствии этому достижению не раз подражали, но превзойти его так и не удалось.

Смерть сводного брата от чумы в Анконе, в то время, когда Леоне отправился его навестить, положила конец всем надеждам на восстановление фамильного состояния. Молодому студенту пришлось самому зарабатывать себе на жизнь уроками – хотя он от всей души ненавидел такое занятие – в одной семье в Монтаньяне. В 1590 году состоялась его помолвка в Венеции с кузиной Эстер, в которую он был влюблен. Неудачи продолжали его преследовать. Невеста умерла перед самой свадьбой, и он вынужден был жениться на ее сестре Рахили, которая ему, как кажется, никогда не нравилась. 6 декабря 1591 года умер его отец, и он некоторое время пытался заниматься торговлей. Результаты нельзя было назвать обнадеживающими, и через несколько месяцев Леоне да Модена оставил попытки торговать и уехал в Венецию. Отныне с этим городом была связана вся его деятельность, за исключением коротких интервалов, до самой смерти. Ни один другой город так не привлекал его. Он много раз уезжал в другие места, иногда с намерением там обосноваться; но всегда возвращался в город в Венецианской лагуне, в грязное гетто, в котором он стал такой знакомой фигурой.

По прибытии в Венецию Леоне да Модена зарабатывал на жизнь преподаванием. Спустя короткое время его пригласили проповедовать в синагогу. Его проповеди нравились всем, слава ширилась. До конца жизни в гетто его считали настоящей звездой. Иногда по субботам он проповедовал на три или четыре темы. В мире неевреев его имя также было широко известно. Обычные горожане, патриции, послы, принцы крови и даже монахи и священники толпами ходили его послушать. Однажды, когда Леоне да Модена произносил перед смешанной аудиторией речь в память одного выдающегося ученого, он призвал собравшихся пожертвовать средства на приданое для дочери покойного. Его красноречие оказалось столь убедительным, что пожертвования потекли рекой, и через несколько минут удалось собрать 500 дукатов. Некоторое время спустя Леоне, по своему обыкновению, посетил службу в церкви Святого Иеремии, где с удивлением услышал подробный рассказ о случившемся как о выдающемся примере благотворительности. Об этом рассказал священник, который присутствовал в синагоге. На присутствовавшего в церкви раввина указали как на героя происшествия. В 1625 году Модена стал кантором в Испанской синагоге и официальным кантором венецианской общины. За некоторое время до того его сделали хазаном, или кантором, итальянской общины. На этом посту он пробыл до самой смерти. Вскоре после его приезда в Венецию Калонимус Бельградо, богатый меценат, учредил домашнюю академию, в которой Модена регулярно читал лекции. На самом деле он не был профессиональным раввином – такое в Венеции того времени было неведомо. Но его мнением по разным вопросам регулярно интересовались во всей Италии. В основном его спрашивали о талмудическом праве, к которому он, по своему обыкновению, относился весьма снисходительно; он же образовал одну из раввинистических комиссий общины, в которой позже стал старшиной.