– А я тебя всегда родной дочерью считал. И вот дождался, наконец, светлого дня: замуж свою доченьку выдаю! Но у тебя, как я погляжу, опять глаза на мокром месте! А ну-ка, подними голову, улыбнись! Разве такой должна быть невеста? Да когда она за станком сидит, не то, что дом – весь квартал от радости ходуном ходить должен! А ты будто саван себе готовишь.

Вангельо снова пришла в негодование. Ишь разговорился, старый пустозвон! Да чему ей радоваться? Этому придурку, который доброго слова не стоит? Она хотела высказать дядюшке все накопившиеся обиды, но лишь горестно поджала губы. Поздно, раньше надо было бушевать, а теперь согласилась, так уж молчи!

Но капитану Поликсингису было довольно и немого укора в глазах племянницы. Свадьба не за горами, венчание назначено на второй день Пасхи, а эта дикарка вон что выделывает! Нет, надо с ней потолковать как следует. Он чувствовал, что племянница с самого обрученья затаила на него обиду. А того не знает, сколько сил положил ее дядя, чтоб заставить учителя сказать «да». Тот уперся как баран, и ни в какую. И тогда капитан Поликсингис вытряхнул свою копилку и дал жениху сто золотых сверх приданого. Об одном просил: чтоб ни Вангельо, ни сестра, ни капитан Михалис об этом не узнали. В общем, против золота не устоял Сиезасыр. А теперь извольте радоваться: невеста нос воротит, принца ей подавай!

Вангельо вышла из кухни с подносом: кофе, стакан холодной воды, блюдечко с вишневым вареньем. Поставила поднос на стул и подвинула к дяде.

– А что, Дьямандис опять не ночевал? – спросил Поликсингис, посмотрев на дверь. – Все таскается, пьянчуга!

– Ну и пусть! – с вызовом ответила Вангельо. – Он молодой, красивый… Когда же и погулять-то…

– Пусть, говоришь? Да он же разорил тебя, Вангельо!

– Ну и на здоровье! Не чужие пропивает. Да, если б не он, я бы давно руки на себя наложила! Раз на то пошло, я согласилась ярмо на себя надеть, только чтоб ему лучше было. А то послала бы твоего учителишку ко всем чертям!

Капитан Поликсингис единым духом опорожнил стакан с водой и начал нарочно медленно есть варенье. Он весь дрожал от гнева, так хотелось схватить племянницу да оттаскать хорошенько за косы.

– Подумай, что ты несешь! – выпалил он наконец. – Он ведь брат тебе, а не любовник! Ему тоже пора жениться, своим домом зажить, иначе совсем сопьется!

Вангельо вспыхнула.

– Какого дьявола ему жениться! – вскричала она. – Ты-то вот не женат!

– Ты что, Вангельо? Это же позор! – ужаснулся капитан Поликсингис. – Ты его любишь не как брата! А я-то старался устроить твое счастье!

– Ты продал меня за кусок хлеба, дядя Йоргис! – сквозь зубы процедила Вангельо.

Тут уж капитан Поликсингис был не в силах сдерживаться – его как будто прорвало:

– А тебе куска хлеба мало?! Ты думаешь, на тебя еще кто-нибудь позарится? Да посмотри на себя – ни молодости, ни красоты, высохла вся, вон уж и усы растут! И денег нет, потому что твой милый братец разорил тебя до нитки! Учитель и тот из жалости тебя берет! И за это спасибо скажи!

Вангельо закрыла лицо ладонями и тихо зарыдала. У капитана Поликсингиса сжалось сердце. Ну как у него язык повернулся произнести такие слова?! Как земля не разверзлась и не поглотила его! Бедняжка, чем теперь ее утешить?

Он погладил племянницу по волосам.

– Ну, полно, полно, не плачь, Вангельо, с Божьей помощью все наладится… Нашелся хороший человек, женится на тебе, будет заботиться, вот увидишь, как ты с ним расцветешь. Даст Бог, детки у вас пойдут…

– Фу, от этого! – скривилась Вангельо и кулаком вытерла слезы.

– Что значит «от этого»? В них будет течь и наша кровь, как знать, может, твои сыновья будут похожи на Дьямандиса…

Вангельо вздрогнула. Кровь бросилась ей в лицо.

– Замолчи! Ты с ума сошел!

Капитан Поликсингис хотел было снова приласкать племянницу, да побоялся.

– Ну ладно, Вангельо, в другой раз поговорим. Пойду-ка я, пожалуй, а то никакого желания нет с этим пьянчугой встречаться.

Он надел свою щегольскую феску и уже двинулся было к порогу, но тут дверь резко распахнулась, и появился полупьяный, осоловелый Дьямандис. За одним ухом веточка увядшего базилика, за другим папироса, суконная накидка переброшена через плечо. Увидев дядю, он нахмурил брови: опять притащился, черт бы его побрал! Небрежным движением он снял шапку и, пошатываясь, вошел в дом. Не заметив расставленной на полу посуды, стал наступать на нее, спотыкаясь и чертыхаясь.

Капитан Поликсингис отвернулся: ему было неприятно смотреть на племянника.

– Мужчины пьют вино, но не пьянеют, – насмешливо сказал он. – Мужчины охотятся за женщинами, но не выставляют себя на посмешище. Взять хоть меня…

Дьямандис не выносил дядю и знал, как его уколоть побольнее. С трудом ворочая языком, он произнес:

– Да, мужчины пьют вино и не пьянеют, потому и отправляются не в теплую постельку и не к ханум, а седлают коней и скачут в турецкую кофейню, где сидят аги. Взять хоть капитана Михалиса…

Эти слова уязвили капитана Поликсингиса до глубины души. Племянник хоть и пьянчуга, а возразить ему нечего.

– Поди ты к черту! – крикнул он и торопливо зашагал к двери. – До чего докатился, мерзавец! Спустил сестрино приданое на вино, женщин, часы и цепочки к ним! Хотя бы время умел по ним определять! Так нет, ты даже этому не научился, сукин сын!

Дьямандис взревел, погнался за ним, но, опять споткнувшись о подносы и кофейники, растянулся во весь рост на полу.

– Вот, полюбуйся на своего братца, Вангельо! – презрительно усмехнулся капитан Поликсингис, переступая порог.

– Моя бы воля, всю жизнь бы на него любовалась! – отпарировала Вангельо.

Осторожно подняв Дьямандиса, она уложила его на диван, села в изголовье и принялась нежно гладить брата по волосам.

Трасаки возвратился из школы в полдень. Он задыхался от бега и все время подбрасывал высоко в воздух связанную сестрой красную шапочку.

– Мама, мама, видела бы ты, как отец скачет по улице – прямо искры летят! Он едет, а все им любуются – и купцы, и сапожники. Между ними даже спор вышел – то ли он в турецкий квартал поехал, то ли уже оттуда. А я остановился, снял шапку и поздоровался с ним, но куда там! Он и не заметил!

– Кир Параскевас приходил, – сказала мать, поспешно меняя тему: уж слишком мальчик гордится отцом, не к добру это. – На тебя жаловался. Говорит, вы позавчера его дочку хотели похитить… И не стыдно тебе?

– Подумаешь, уж и пошутить нельзя! – Он засмеялся. – Сегодня мы хотели еще похлеще учинить шутку с Сиезасыром. Решили спрятаться за дверью и, когда он войдет в класс, набросить ему петлю на шею. Так ловят диких коней – он сам нам рассказывал позавчера…

– Злодеи! – вскрикнула мать. – За что вы хотите погубить этого святого человека?