Защита, пусть мерцающая невероятно близко к корпусу, ещё держалась. И это… поразило! При таких мощностях атаки её уже давно должно было развеять! Но как?!..

В голове возникло единственно верное предположение: возможно ли… это снова вмешательство амиотов?

Поражённая неожиданной догадкой, я впилась взглядом в лицо Седьмого. Приопустив веки и прижав ладони к панели управления, он выглядел погружённым в себя, словно бы пребывал в глубоком трансе.

Это ощущение усиливали раскачивания его тела в том же ритме, с которым энергетический щит содрогался от прямых попаданий. Выгибался и, распрямляясь снова, отражал смертоносные лучи. Словно сейчас это делал сам амиот, а не защитные модули корабля, генерирующие силовой экран.

Возможно, так и было? И какими же должны быть его силы, чтобы в одиночку держать удар коллективных залпов? Страшно представить…

Но всё же, как ни старался Седьмой, защита просела. Я глаз не отрывала от экрана, поэтому и уловила момент, когда буквально на секунды она засбоила, вспыхнув ярким всполохом, и исчезла.

Да, энергетический экран тут же вновь набрал силу, однако именно этих секунд хватило, чтобы в корабль, уже практически полностью погрузившийся в марево подпространства, прицельно точно попал разряд.

То, что произошло дальше, я даже не сразу осознала. Лишь когда пришла в себя, поняла — тряхнуло нас знатно. Энергоснабжение пострадало — включилось тусклое аварийное освещение. Наверняка повредились ещё какие-то системы корабля — не просто же так завыла сирена в глубине коридора, а в воздухе тревожно запахло гарью.

И всё это на фоне многочисленных стонов. Тех, кто не стоял на ногах и ни за что не держался, раскидало по всему помещению. Впрочем, среди пострадавших не было амиотов. Или же они никак не демонстрировали свою боль. Более того, некоторые из них успели придержать других. Как, например, воинственная парочка, оберегающая от травм распластанную на полу амиотку.

Седьмой тоже устоял и сейчас исподлобья смотрел на обзорный экран, где больше не было космоса — корабль окончательно ушёл в подпространство. Моё сознание отказывалось верить в это. Как?!

Амиот же совершенно спокойно перевёл взгляд на пришедшего в себя Игеря, выразительно указал пальцем на панель управления и припечатал непререкаемо:

— Теперь ты.

На этот раз штурман, переживший удушье и последовавший удар, безропотно забрался в кресло пилота. Стирая кровь, стекающую по щеке от рассечённой кожи на виске, зашипел от боли. Надо было видеть, каким взглядом он проводил спину амиота: словно бы на его глазах последний умер и вновь воскрес!

До всех нас медленно, с трудом доходила очевидная истина — преследователи остались ни с чем, а вопиющий и по всем законам мироздания невозможный побег подопытных состоялся. Они ускользнули от военных!

Не знаю как, но амиоты выиграли и этот раунд.

Почему?

Этот вопрос я задавал себе снова и снова, всё время, прошедшее с момента захвата корабля. Очень уж многое из того, что происходило, оставалось для меня необъяснимым.

Неумолимо продвигаясь к цели — спасению выживших эдаити — я осознавал, что одновременно с любыми своими действиями неизменно отслеживаю всё, связанное с моей добычей. Используя нематериальные возможности для контроля за происходящим внутри и вне транспортника, постоянно ощущаю словно бы отдельный канал — некий фрагмент своего сознания, соединяющий меня и Трою. Предвосхищая угрозу, анализировал возможности её тела, уязвимого в сравнении с навязанной нам оболочкой.

Пока мне всё удавалось. Я не позволил уничтожить нас и защитил от прямого удара, приложив максимум сил для поддержания стабильности защитного экрана корабля. На станции, преодолевая сопротивление противников, выпил так много энергии, как мог, и во время атаки отдавал её без толики сомнений. Я тратил свой запас без оглядки, зная, что рядом есть пища — те, кого смогу выпить в любой момент. И выпью. В этом их единственное предназначение — служить едой таким, как я.

Троя была одной из них, но… Но почему-то только её я читал словно открытую книгу. Она постоянно была в моей голове. И именно ход её мыслей заставил меня послать своим приказ — принять её знания, когда возникла проблема с Риш..

Со всеми амиотами, что мы вытащили из лабораторий на станции, — явные проблемы. Каждый из нас прежде был на их месте и точно знал — они нуждаются в поддержке. А моя добыча имела свои представления о том, какой эта помощь должна быть.

Может, именно этим Троя меня заинтересовала? Сделалась настолько привлекательной, что я с одинаковой жаждой желал и выпить её досуха, и продлить присутствие рядом чуть ли не до вечности?..

Да, для меня стало равнозначным: сохранить моих эдаити и сохранить мою исключительную добычу. Или даже второе желание вышло на первый план? Близость Трои странным образом помогала концентрироваться. Я оставался спокоен и всесилен, когда ощущал эту самку близко. И чем ближе — тем лучше.

Руководствуясь этим выводом, какое-то время я вовсе не выпускал её из рук. Так было легче распластаться сознанием по всему звездолету, растворяясь в сгустках энергии питавших его работу систем, в бесконечном числе атомов, составляющих окружающую нас рукотворную материю. Если жизнь эдаити и моей добычи зависит от этого бессмысленного творения никчёмных материальных, от того, что они называют транспортником, — я разберусь в его устройстве. Сам познаю принципы его работы, подчиню их себе.

Скользя сознанием по механизмам корабля, я не упускал ни единого слова Трои, ни одного движения. Не только мысли, но и близость позволяли мне придерживаться плана. Запредельное напряжение, сопротивление на грани возможного и… мысли о том, что она рядом! Что я не могу потерять свою добычу! Она стала моим соратником и сильнейшим мотивом освоить новую клетку, в которую мы, в надежде на спасение, уже по собственной воле заточили свои физические оболочки.

Почему так?

И почему Троя полагает победой то, что мы ускользнули от преследователей?

Это очередная наивная мысль, свойственная материальным, не понимающим, что пространство и время не такие уж непреодолимые преграды… К тому же мы вовсе не победили — всего лишь выжили.

Нельзя считать победой существование в металлической конструкции, неведомым мне образом приблизившейся к многомерности — моему родному миру. Транспортник не достиг и не пересёк границы с ним, но так близко подошёл, что я это почувствовал. Ощущая знакомые полевые вибрации, рвался к ним и мысленно рычал от бессилия, наткнувшись на барьер. Жёсткий, прочный. И не мог понять: то ли мне не хватает энергетических возможностей вернуться в мой истинный мир, то ли кокон из материи является непреодолимым ограничением.

«Не получается, — видимо предприняв такую же попытку, сообщил Орш. — Нам отсюда не уйти. И в многомерность не вернуться».