– По правилам нашего шоу ставкой в финальном туре может служить любая вещь, от которой ничего не зависит. Сегодня этой вещью будет… – биение сердца становится громче, Карл Генрихович выдерживает паузу, а затем громогласно заявляет, – Этой вещью будет их дочь Юлия!

Грохочет пафосная музыка, прожектора снова сверлят ярким светом, озаряя ликующую толпу, и в центр зала выходит Юлька. Ее кудряшки колышутся в такт шагам и ярко светятся в лучах прожекторов. Она испуганно озирается по сторонам, но не замечает ни меня, ни Машу, которая не обращает на дочь абсолютно никакого внимания. Вместо этого она продолжает буравить взглядом меня. Я кричу дочери, стараясь обратить на себя ее внимание, но вопли зрителей и музыка заглушают мой голос. Юлька робкими шажками подходит к ведущему и берет его за руку. У меня возникает острое желание подбежать к ней, но я, вдруг, замечаю, что единственная деталь моей одежды исчезла, и теперь я стою перед многочисленной толпой, как и перед собственной дочерью, совершенно голый!

Сгорая от стыда, прикрываюсь руками и благодарю бога за то, что Юлька меня не замечает. Хочу сбежать, но понимаю, что если сделаю это, то больше никогда не увижу дочь. Карл Генрихович смотрит на меня и смеется.

– Похоже, что нашему участнику под номером четырнадцать ставить больше нечего!

Зал взрывается хохотом и одобрительно аплодирует удачной шутке ведущего. Новая волна стыда накрывает меня с головой. Свет прожекторов медленно гаснет. Зал стихает.

– Итак, – произносит Карл Генрихович, воздев одну руку вверх, – Ставка в финальном туре – дочь. Я обязан спросить у участника номер шесть, согласна ли она участвовать в финальном туре и сразиться с участником номер четырнадцать за право обладать Юлией?

– Да! – громко произносит Маша.

– Участник номер четырнадцать права голоса не имеет ввиду того, что в прошлом туре он проиграл собственную мать! – ведущий позволяет себе легкий смешок, – Точнее маму. Так ведь, участник номер четырнадцать? Посему объявляю ставку сделанной! Да свершится шоу!

Толпа коротко аплодирует и снова стихает.

– Я хочу спросить участника номер шесть, какую сумму она готова заплатить за то, чтобы ее дочь принадлежала ей целиком и полностью?

Биение сердца в динамиках усиливается. Маша поднимает правую руку и говорит:

– Две тысячи долларов.

Зрители тут же ахают, ненадолго стихают, а когда переваривают сказанное, взрываются воплями одобрения.

– Вот это финал! – перекрикивая толпу, восклицает Карл Генрихович, – Вот это ставки! Надеюсь, у вас при себе имеется необходимая сумма? Я попрошу представить доказательства того, что вы располагаете двумя тысячами долларов!

Он делает акцент на сумме.

Маша сует руку себе за спину, извлекает оттуда несколько мятых купюр и бросает на пол.

– Отлично! Что же они у вас такие мятые, участник номер шесть?

– Я их прятала от него! – Маша тычет в меня пальцем.

Зал аплодирует и улюлюкает.

– Браво! – поддержал зрителей ведущий, – А теперь посмотрим, что на это сможет ответить участник номер четырнадцать? Итак! Внимание на голого мужчину в луче прожектора от фирмы «Люминис»! «Люминис» – всегда качественное освещение!

Все снова заливаются смехом и смотрят на меня. Одна лишь Юлька продолжает испуганно озираться по сторонам.

– Делайте вашу ставку, участник номер четырнадцать!

– Тридцать тысяч… – выдавливаю я.

Карл Генрихович корчит недовольную физиономию.

– Ну, что же вы так неуверенно? Скажите громче! Мы не слышим! Назовите свою сумму!

– Тридцать тысяч долларов! – выкрикиваю я, но голос срывается на невнятный визг.

Зал тут же отвечает бурей восторженных аплодисментов.

– Вот это да! Вот это да-а-а! – вопит Карл Генрихович, – Позвольте! Позвольте! Я хочу уточнить! Нам не послышалось? Вы сказали тридцать тысяч долларов? Верно?

Я робко киваю.

– Вот это да! Вот это да, друзья! Такого в нашем шоу еще никогда не было! Ставка за дочь – тридцать тысяч! Тридцать! Немыслимо! Резонно подозреваю, что их у вас при себе нет? – зал смеется, – Тогда я попрошу внести заявленную сумму в студию!

Зрители ревут. Музыка гремит. Карл Генрихович смотрит туда, откуда должны вынести деньги, но я знаю, что их никто не вынесет, и тихо говорю:

– Деньги я смогу заплатить завтра утром. Они у меня есть, но не с собой.

Наступает гробовая тишина. На лице Маши появляется едва различимая ухмылка, а ее подбородок, подпираемый жестким воротником, приподнимается еще выше.

– А вот такое в нашем шоу происходит сплошь и рядом, – съязвил ведущий и тоже ухмыльнулся, – Увы… Очень жаль, участник номер четырнадцать. По правилам, участник, предоставивший большую сумму, выигрывает ставку! Так как участник номер четырнадцать не предоставил ни единого цента, сумма в пять тысяч долларов уходит в фонд шоу, а приз достается участнику номер шесть! Но для начала я обязан спросить победителя: готовы ли вы навсегда расстаться с пятью тысячами долларов в обмен на право обладать дочерью целиком и полностью? Я попрошу тишины в зале!

В динамиках снова пульсирует сердечный ритм. Маша бросает короткий взгляд на Юльку, затем переводит его на мятые купюры, брошенные на пол, и твердо говорит:

– Нет.

Зрители разочарованно охают, но Карл Генрихович поднимает руку.

– Тишина! Я прошу тишины! Внимание! Мне необходимо еще раз уточнить! Внимание, участник номер шесть! Вы приняли окончательное решение? Вы выбираете деньги?

– Да. Мне достаточно того, что он проиграл!

– То есть, вы отказываетесь заплатить пять тысяч долларов за право обладать собственной дочерью? Я вас правильно понял?

– Да! – с раздражением подтверждает Маша.

– Отлично! – восклицает ведущий под ликование зрительного зала и озаряется восхищенной улыбкой, – Такого финала наша студия еще не знала! Потрясающе! Впервые в истории шоу главный приз достается… залу! Да-а-а!!!

Толпа беснуется в свете ярких прожекторов. Юлька испуганно жмется к ноге Карла Генриховича. На ее округлившиеся глаза наворачиваются слезы. В руках ведущего появляются огромные ножницы.

– Прошу вас, господа! Ставка сыграна и теперь она ваша! Себе возьму только волосы!

Он начинает состригать с Юлькиной головы кудряшки. Они густыми прядями падают на пол. Теперь дочь смотрит мне в глаза, по ее щекам катятся горошины слез, а в это время Маша подбирает смятые купюры и прячет их себе за пазуху. Зрители визжат, затем вскакивают с кресел и живой волной несутся к центру зала. Туда, где уже почти лысая Юлька продолжает прижиматься к ноге Карла Генриховича и умоляюще смотреть мне в глаза. Я срываюсь с места и бегу к дочери, но не успеваю. Меня сбивает с ног разъяренная толпа и втаптывает в пол.