— И в чем это проявляется? — Почему-то в это мгновение я ощущаю себя одной из тех журналисток, которые постоянно вьются возле Гончарова и пытаются что-либо вынюхать про его жизнь.

— Во всем, — отвечает он.

— И что ты сделал первое, когда заработал кучу денег?

— Вложил их в дело. На оставшиеся купил себе дом и поехал отдыхать. Обновил тачку, гардероб.

— А ты нехило заработал... Честным путем?

— Поехали. — Костя тянется в карман ветровки за сигаретами и приоткрывает окно.

— То есть не честным? Я угадала.

— За это мне грозил срок. Хороший такой, лет на двенадцать. Но Багдасаров меня отмазал и взял в рабство.

— Так вот какие у вас отношения…

— Это были деньги, которые я когда-то увел у него из-под носа. В итоге это стоило мне очень дорого. Но я был глупым и наивным пацаном. Думал, что любые сложности по плечу с такими деньгами и все сойдет с рук. Что я слишком умный. Умный, только связей не имел. И едва не сел. С рук ничего не сошло.

— Поэтому ты меня пожалел? Моя история чем-то напомнила тебе свою?

— Маша, те суммы, которые ты скрывала, чтобы положить себе в карман, — крошки в сравнении с моими. Я работал не один. У меня был друг. И вот ему повезло меньше. Артур только за меня поручился и взял под крыло, а Валику впаяли десять лет и потом убили в драке на зоне. Ему год оставалось сидеть. И такое бывает.

— Какой кошмар...

— Я понимаю твое отчаяние. Оно часто накатывает от безденежья, и в один из таких моментов легко переступить черту и перейти на темную сторону. Особенно когда помощи ждать не от кого.

— Я не хочу домой, — честно признаюсь.

Мне нравится сидеть в машине и разговаривать с Костей. Почему-то это успокаивает.

— А куда хочешь? — интересуется Гончаров.

— Ну... Можно по городу покататься... Я нигде не была. Давай в центр? Забей в навигаторе адрес, я не разбираюсь в этой штуке, — киваю на приборную панель.

— Может, все-таки домой? — с надеждой в голосе спрашивает он.

— Я хочу в центр, — настырно заявляю я. — А тебя могу завезти на квартиру. Все равно теперь не усну, хоть и наревелась.

— Хорошо, поехали, — как-то быстро соглашается Гончаров. — Но тогда в одно место заедем.

— За выпивкой, что ли?

— Тоже хочешь?

— Ну нет. И так хватает адреналина. Машина не моя, город незнакомый, и на завтра я записалась в салон красоты. Выбрала самый дорогой, — хвалюсь я. — Там делают наращивание волос в интимной зоне.

— Блядь, — вздыхает Костя — Мне желательно прямо сейчас две бутылки анестезии принять, иначе мы будем слушать не треп твой, а стоны. Или этого ты и добиваешься?

В памяти свежи грязные приставания Гончарова, пока мы ехали в Москву. Не то чтобы я специально провоцирую, но да, провоцирую. Почему-то это доставляет удовольствие.

— Пока только ты добиваешься своего и часто силой склоняешь меня к сексу.

— Силой? Я тебя даже ни разу не связал еще. Выбирай: или молчишь, и едем по твоему маршруту, или стонешь, и езжу на тебе я.

Это звучит так грязно, но почему-то заводит.

Я выруливаю на дорогу и останавливаюсь у указанного Костей магазина. Гончарова нет десять минут. Он возвращается с черным пакетом и, достав из него шоколадку, протягивает ее мне.

Молчать, когда наружу просится ехидство? Ну нет. Не могу отказать себе в таком удовольствии. Да и в другом тоже бессмысленно. Мне нравится заниматься сексом с Костей.

— Ты решил вспомнить свою нищую юность и, вместо чего-то действительно стоящего, купил мне шоколадку?

— Я думал, тебя это тронет. Там еще одна. С орешками.

Трогает. Но ни себе, ни тем более Косте я не хочу в этом признаваться.

— Да ты сегодня в ударе. Цветы, шоколад... Может, и кольцо купишь? — Поднимаю руку и показываю ему безымянный палец. — Я все-таки твоя жена.

— Почему бы и нет. Сейчас еще приму на грудь, и сможешь раскрутить меня на всё, что хочешь.

— Прям на всё-всё?

— Да. На чем есть ценник.

Я удрученно вздыхаю.

— Ну нет. Чтобы потом я превратилась в тебя и перестала получать кайф от жизни? Счастье — это состояние души. С деньгами проще его достичь. Однако все мои мечты без номинальной цены.

— Например?

— У меня никогда не было семьи, и я хочу большую. Завести собаку, лучше двух, обязательно огромный двор с зеленой лужайкой, на которой дети, минимум трое, будут устраивать пикники по выходным. И еще я мечтаю о домике на дереве. Играла бы там с ними. Видел такие в кино? Мы с братом часто шалаши строили из веток. Листья потом высыхали, и нам по новой приходилось заниматься строительством.

— С братом? — переспрашивает Гончаров.

— Да, с Генкой. Сводным. Вырос и превратился в ужасное чмо.

Костя прикладывается к бутылке и слушает меня. Иногда задает вопросы, но в основном молчит и задумчиво смотрит перед собой.

Домой мы возвращаемся на рассвете и расходимся спать по комнатам. Я валюсь с ног от усталости, и язык болит — столько наболтала мужу о себе. Даже удивительно, что Косте это оказалось интересно.

Просыпаюсь от того, что будильник трезвонит. В полудреме переставляю его снова и снова, пока надо мной не раздается металлический голос Гончарова:

— Вставай.

Я натягиваю на себя одеяло, которое Костя пытается отобрать.

— И так знаю, что меня ждут в салоне, но не хочу никуда сегодня идти, хочу спать. Оставь меня в покое. Богатые снобы переживут,