– Чего смотришь, пошли! – бросил мне первый, видя, что я окончил свой незамысловатый туалет и не знаю, куда себя деть.

– Куда? – наивно спросил я, начиная двигаться в сторону входной двери.

– Куда следует. Там и расскажете, как и с какой целью Вы сюда попали, кто Ваш друг и что у него за родственники в нашем городе.

Я мысленно поблагодарил Господа, что место, куда я вломился – всего лишь квартира, а не завод или чертежная мастерская, иначе обвинения в шпионаже в пользу империалистических гидр мне было бы не миновать. Только сейчас я обратил внимание, что женщина, столь чудно приветившая меня в своем доме, все это время находилась здесь же – она стояла в дверях, ведущих в будущую спальню альбертовой бабушки, и внимательно наблюдала за происходящим. Я, наверное, просто не ожидал от нее молчания, а потому и не заметил ее сразу. За это время она вновь успела переодеться, и предстала теперь передо мной в длинном темном платье без выреза, достаточно ладном, чтобы подчеркнуть безупречные линии ее стана, и вместе с тем скромном, дабы не вносить сумятицу в неверные сердца народных милиционеров.

Пропуская меня к выходу, стажер повернулся к ней:

– А Вы, гражданочка, пройдемте с нами, требуется написать заявление, чтобы, знаете ли, все по форме!

В ответ на это женщина ядовито улыбнулась, а услышавший реплику своего молодого коллеги старший милиционер поперхнулся и закашлялся.

– Ты что, мать твою, одурел?! – зашипел он на паренька, вновь обретя дар речи. – Ты представляешь, сопляк, с кем разговариваешь?

Порывистым движением приложив руку к сердцу, милиционер продолжил совсем другим тоном, елейным и виноватым, обращаясь на этот раз к хозяйке дома:

– Простите, пожалуйста, товарищ Алеянц, не сердитесь. Молодой он совсем, только-только прибыл на службу в наш город, не знает еще ничего здесь… Но мы, конечно, обучим…

«Товарищ Алеянц» никак не отреагировала на извинения ретивого правоохранителя, поставленного в неловкое положение молодым остолопом-коллегой. Она манерно развернулась на пятке и скрылась в спальне, явно демонстрируя недовольство. Обескураженный владелец нагана скривил страшную рожу и замахнулся на стажера, цедя сквозь зубы проклятия. Потом, зачем-то изогнувшись в стане, срывающимся голосом прокричал вслед удалившейся женщине:

– Разумеется, товарищ Алеянц, Вам с нами идти не следует! Не извольте беспокоиться, товарищ Алеянц, заявление тут совсем и не нужно! Мы…это… без заявления разберемся, случай-то вопиющий!

Ткнув меня кулаком в спину, служака напомнил, что надо отправляться. Я же, завороженный негаданным величием «товарища Алеянц» и, прежде всего, ее грациозным кульбитом на пятке, совсем забыл о том, что арестован, как забыл и о своей сумке фирмы «Рибок», которая так и осталась лежать в кухне воинственной белокурой фурии, наводящей ужас даже на храбрейших советских милиционеров. Вздрогнув, я подчинился приказу и вышел в подъезд.

Третий правозащитник, все это время молчавший, уже находился снаружи и поджидал остальную процессию. Увидев, что я выхожу, он подкурил самокрутку и неспешно направился вниз по лестнице. Вонючий дым заставил меня закашляться, и я вынужден был остановиться и подождать, пока восстановится дыхание, а вместе с ним и память.

– Подождите! Моя сумка! Я забыл в квартире сумку! – спохватился я и попытался было повернуть назад, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. Но железная рука и без того обозленного произошедшим конфузом старшего группы перехватила мое запястье, вынудив, во избежание перелома, придерживаться прежнего направления. Впрочем, так даже лучше. Что станет делать с моими вещами таинственная Алеянц, неизвестно, зато действия рабоче-крестьянской милиции вполне предсказуемы. Не хочется даже думать об этом.

Наручники, вопреки моим ожиданиям, на меня не надели, проигнорировав мои театрально заложенные для этой цели за спину руки. То ли это было здесь не принято – кто его знает! – то ли внешность моя была настолько невзрачной, что никакого опасения я у моих конвоиров не вызывал. Мне стало обидно. А что, если побежать и доказать этим придуркам, что я не столь безобиден, как кажусь? Вот будет потеха! Однако, вспомнив про наган и про то, с какой легкостью его применяли защитники новой власти, я изменил свои намерения, решив не дергаться. И в самом деле – моей задачей было выбраться живым и, по возможности, невредимым из этой передряги, а не демонстрировать свою дурость и недальновидность. Стоит мне ошибиться, и не Альбертова, а моя могилка появится в мистической части городского кладбища, где мне пришлось недавно побывать. Недаром твердил мне профессор Райхель об осторожности и осмотрительности: в чужой бордель, как известно, со своими бабами не ходят…

Оказавшись на улице, милиционеры взяли меня в треугольник и повели таким образом к единственному на данный момент выходу со двора. Это позже проломят дыру в полусгнившем заборе, сократив таким образом путь в восточную часть города, а сейчас забор этот, совсем недавно поставленный, сиял желтизной плохо отесанных сучковатых досок и казался мощной защитой от враждебных поползновений. Непонятно лишь, от чьих.

Я снова увидел знакомую уж теперь улицу. На протянутом от столба к столбу транспаранте, украшавшем противоположную сторону дороги, красовалась надпись красной краской по матерчатой основе: «Товарищ! Будь бдителен! Враг не дремлет!»

Конвоиры завертели головами, словно и впрямь выискивая неведомых врагов. Народу на улице прибавилось, но на нас, казалось, никто внимания не обращал. Да и что ж тут примечательного? Ни тебе наручников, ни кандалов, ни даже захудалого револьвера в спину! Совсем не по детективному. Признаюсь, я все еще не мог воспринимать происходящее серьезно и был склонен шутить и паясничать, словно это не меня вели конвоиры неведомо куда в далеком тридцатом году, а некоего киногероя, наподобие Гавроша или Павки Корчагина. Сейчас кино закончится, и мы все пойдем домой, весело обсуждая приключения хитрого оборванца. В кронах деревьев поют какие-то птицы, вдалеке, осерчав на что-то, лает собака, и все так, как и должно быть, если, конечно, не смотреть по сторонам.

Никакого милицейского транспорта поблизости не обнаружилось, и я, сделав вывод, что относительно молодая советская республика еще не изготовила достаточного количества воронков, чтобы снабдить ими такое захолустье, как наш город, настроился на долгий путь в участок. Однако моя догадка относительно недоукомплектованности народной милиции транспортными средствами оказалась в корне своей ошибочной и, когда мы через две минуты пути свернули во двор находящегося в непосредственной близости деревянного неказистого строения, я смог воочию в этом убедиться. К длинному крыльцу с широкими потрескавшимися ступенями были аккуратно прислонены штук шесть-восемь велосипедов, рядом с которыми стояли и сидели несколько человек в милицейской форме, точно такой, какая была и на моих конвоирах. Люди эти курили и смеялись, время от времени сплевывая на землю, на которой тут и там виднелись комья подсыхающей грязи. Должно быть, особой занятостью уездно-городская милиция здесь не отличается. Оно и понятно, это ж не Госбезопасность какая-нибудь, а служба по поимке всяких там бездельников и воришек, вроде меня. Хотя, надо сказать, я не очень-то сведущ в структуре силовых служб тех, вернее, этих, дней и запросто могу ошибиться при оценке принадлежности или значимости того или иного подразделения. Ну да ладно, чего уж там…