Сияющая, слегка влажная кожа была ключевым компонентом образа Мэрилин Монро. Она всегда выглядела чистой, свежей и никогда не злоупотребляла пудрой, зная, что это может здорово состарить. Слегка сонные, с тяжелыми веками глаза – в духе Греты Гарбо, и обязательно – накладные ресницы. Она разделяла полоску ресниц на две половины и закрепляла их ближе к внешнему уголку верхнего века, чтобы визуально удлинить глаза и подчеркнуть томность взгляда. И иногда добавляла коричневый карандаш по нижнему веку – так, чтобы казалось, что это тень, отбрасываемая ее тяжелыми шикарными ресницами.

Вот слова самого Снайдера:

«Я могу прямо сейчас, сидя здесь, все повторить, хоть с закрытыми глазами. Нанести основу везде, тонким слоем. Наш рецепт, который идеально совпадал с ее собственным цветом кожи, – смешать кварту (0,94 литра. – Прим. пер.) основы Max Factor с эффектом загара, половину чашки краски цвета слоновой кости и пипетку «белой, для клоунов». Высветлить область под глазами. Растянуть высветленный участок наружу через скулы, для расширения этой области лица. Высветлить подбородок. Тени для век тоже тонированные, и их тоже надо было растушевать и протянуть до линии роста волос. Потом поверх – карандаш. Я четко очерчивал ее глаза карандашом, но поднимал линию – скажем, почти на три шестнадцатых дюйма (около 5 мм. – Прим. пер.) – прямо над зрачком, и оттуда уводил кончик вверх. От этой же точки до внешнего края века мы приклеивали ресницы. А нижнее веко затемнялось карандашом, чтобы глаза выделялись на лице полно и отчетливо. Кончики ее бровей вытягивались, насколько возможно, в стороны, чтобы лоб казался шире. Так что я создавал изгиб чуть со смещением от центра ее глаз и потом вел их вниз, чтобы получилась красивая форма. Дальше уводить уже нельзя было, выглядело бы фальшиво. Затемнением скашивал кость под скулой. Просто проводил короткую линию, тени чуть потемнее, это помогало. Помады мы использовали разных цветов. Адским испытанием стало введение «Синемаскопа» – абсолютно все красные на пленке выходили кирпичными. Пришлось перейти на светло-розовый».

Лорен Хаттон

Фотограф – Ирвин Пенн, © Condé Nast. Vogue, июнь 1968.

Одна из первых моделей 1960-х, а позднее и актриса, Лорен Хаттон была известна (и остается известной до сих пор) своей улыбкой со щелкой между зубами, загорелой кожей и стилем авантюрной девчонки-сорванца. Она сыграла большую роль не только в изменении взглядов общества на то, как должна выглядеть женщина, но и в изменении отношения модной и косметической индустрии к моделям. С ее появлением представителям этой индустрии пришлось пересмотреть свою точку зрения и на заработки моделей, и на предельный возраст, после которого вас списывают навсегда.

Она родилась в 1943-м в Чарльстоне, в штате Южная Каролина, под именем Мэри Лоренс Хаттон, а выросла в сельской местности во Флориде с матерью и отчимом (ее отец умер, когда ей было 12 лет). После выпуска из Университета Южной Флориды она хотела стать художницей, но вместо этого уехала в Нью-Йорк[123]. По объявлению в газете нашла свою первую работу моделью – для Dior, – с которой отлично справлялась, но скоро оставила это занятие, поняв, насколько оплата в пятьдесят долларов в неделю ничтожна в пересчете на часовую ставку.

Диана Вриланд, на тот момент уже редактор Vogue, оказала огромное влияние на взлет карьеры Хаттон. По слухам, при их первой же встрече она сказала Лорен: «Ты! У тебя потрясающая харизма». Сама Хаттон комментирует: «В то время, когда [Диана] меня заметила, мода оставалась погрязшей глубоко в пятидесятых. Хотя на календаре и был 64-й, Америка напоминала сериал Mad Men («Безумцы». – Прим. пер.)». Сама Хаттон при этом разительно отличалась от стиля «Безумцев» – она одевалась в «джинсы, футболку и кроссовки». В 1966-м Вриланд организовала съемку молодой Хаттон фотографом Ричардом Аведоном, в результате которой родился знаменитый кадр, запечатлевший ее в прыжке (идея пришла им в голову, когда она показывала Аведону, как в детстве по кочкам перепрыгивала через болото)[124].

Когда Хаттон начала работать моделью, ее прической иногда занимались парикмахеры. Но макияж она всегда делала самостоятельно (визажисты на съемках еще не были принятым в индустрии стандартом) – даже для фотосессий для обложки Vogue, где она появлялась рекордные 27 раз[125]. Сначала она пыталась замаскировать щелку между передними зубами – использовала для этого пасту из арсенала гримеров похоронных бюро и накладку, которая постоянно слетала[126]. Но потом поняла, что именно эти зубы и отличают ее от остальных. Загоревшая Хаттон с веснушками, которые никто и не думал прятать под тональным кремом, была воплощением красоты 1970-х. Ее естественный образ обычной американской девчонки отражал тенденции времени – тогда в фаворе была натуральная и органическая косметика. Косметические компании старались отвечать на интерес потребителей, которые искали средства, максимально близкие к природе – и по составу, и по простоте упаковки в стиле хиппи. Считается, что Хаттон в одиночку удалось перевернуть отношение к оплате работы моделей – она сама стала одной из самых высокооплачиваемых манекенщиц и образцом для подражания своего поколения. В 1973-м она – по собственной инициативе – заключила контракт с Revlon на огромную сумму. После этого агентства начали приглашать моделей только на полный день, а не с почасовой оплатой, и ставки резко взлетели[127]. Хаттон впоследствии говорила, что ее на это воодушевила система оплаты труда профессиональных спортсменов[128].

В конце 1980-х, в возрасте сорока шести лет, Хаттон снова вернулась – на этот раз не из-за денег, а чтобы «заполнить брешь» и доказать, что женщина может быть моделью, даже если ей уже давно не 18. Обилие молоденьких лиц и отсутствие лиц взрослых казалось ей несправедливым и странным. Тогда же она обратила внимание, что макияж, изначально предназначенный для молодой кожи, в руках визажистов, у которых не было опыта работы с женщинами постарше, превращал этих женщин в нечто странное – выглядели они, как выразилась она сама, «жуткими размалеванными фифами»[129].