ним неторопливыми фразами о мебели для молодежного лагеря. Невысокий, жилистый, основательный Федор Федорович не терпел суеты и был краснодеревщиком милостью божией – еще его прадед ходил с артелью по Руси и ставил на живописных среднерусских холмах замечательные церкви без единого гвоздя.

– Что, Федор Федорович, хороши?.. – приподнято говорил Тропотун, любуясь объемными низкими креслами, обтянутыми напоминавшей нежнейший сафьян синтетической кожей.

– Хороши-то хороши, – со скрытой насмешкой над восторгами начальства соглашался Бондарь, – только живое дерево по мне куда как лучше! А эти… синтетика… – презрительно добавил он.

Скучившаяся немного поодаль бригада Бондаря с любопытством и тоже вроде бы с легкой насмешечкой, свойственной рабочим в отношении начальства, слушала диалог бригадира с заместителем директора. В цех тем временем подтянулись Шнайдер, за ним Козлов и наконец Кисина в экстравагантном сильно открытом платье.

– Товарищи! – обратился Тропотун к стоявшим молчаливо рабочим. – Свое дело вы сделали замечательно! Хочу от имени администрации и своего лично сказать вам большое ниибытимовское спасибо. Думаю, вы вполне заслужили премию за скорое и качественное выполнение сложного заказа. Еще раз – спасибо!

Рабочие одобрительно загудели. А Станислав Сергеич, как бы закрывая торжественную часть, подошел к Шнайдеру, взял его под локоток и продолжал негромко:

– А ваша задача. Лев Соломонович, нашу мебель подать…

Шнайдер кивнул понимающе, но тут же и скривился, оглядывая обшарпанные стены экспериментального цеха, давно небеленые, заросшие серой паутиной потолки и кучи стружек возле токарных станков и верстаков.

– Начальство любит жить красиво, – задумчиво сказал Шнайдер. – Сюда москвича тащить не стоит. Что если мебель перенести в Красный уголок?

– Нет-нет, – состроила гримаску Кисина, – там же тесно! Мягкая объемная мебель зоны отдыха должна находиться подальше от ажурной «веранды», «иначе они убьют друг друга.

– Пожалуй вы правы… – согласился Тропотун. – Ну а если занять конференц-зал?

– Гениально! – воскликнула мадам Кисина. – Конечно конференц-зал!

– Стулья куда денем? – спросил Козлов с сомнением.

– В несколько рядом расставим вдоль стен, – тотчас развил мысль начальства Шнайдер.

– Верно, Лев Соломонович, – благодарно кивнул Тропотун. – Попрошу вас заняться этим сейчас же – времени в обрез. Желательно, чтобы к одиннадцати интерьер был готов. Работайте, я подойду попозже!

Экспериментальный цех он покинул с легким сердцем – на Шнайдера можно было положиться… относительно интерьера, конечно…

На площадке первого этажа Станислава Сергеича догнала запыхавшаяся мадам Кисина и стала подниматься рядом с ним по лестнице, что-то возбужденно щебеча. Пару раз он смотрел на нее каким-то очень внимательным и словно бы одновременно веселым взглядом, потом остановился.

– Ольга Леонидовна, – сказал он, – ну что вы около меня прыгаете?

Кисина подавилась неудобопроизносимым словом «многофункциональные» и слегка отпрянула в удивлении.

– Да-да, дражайшая, не ослышались! – продолжал Тропотун с отеческой интонацией. – Конечно, в сорок лет хочется упорядочить собственную жизнь… Вы ведь в разводе? Я вам даже сочувствую! Но, душечка, при чем здесь я?..

Женщина молча хватала воздух открытым ртом.

– Вы, надо отметить, ничего, – говорил деловито Станислав Сергеич, окидывая помертвевшую Кисину с головы до ног оценивающим взглядом. – Смотритесь! Правда, крашеные блондинки не в моем вкусе… И ноги у вас коротковаты… Так что не тратьте попусту на меня свое время – у вас его не густо!

О этими словами он ее покинул и спокойно стал подниматься дальне. Застывшая столбом Кисина еще не решила – то ли в обморок упасть, то ли молча проглотить горькую пилюлю, – а Тропотуна уже и след простыл.

Станислав Сергеич тщательно смывал неприятное черное мыло под несильной струёй холодной воды, как вдруг громко щелкнула задвижка сортирной кабинки и ко второй умывальной раковине устремился Пустовойтов. Отметив, что Дмитрий Алексеевич слишком уж демонстративно мылит руки, краем глаза наблюдавший за ним Тропотун решил – показывает свою интеллигентность! Тут он наконец «увидел» Пустовойтова.

– Что, Дмитрий Алексеевич, – обратился он к нему, – оригинальное мы местечко для свиданий выбрали?

– Богоугодное, Станислав Сергеич, богоугодное… – нарочито утробно прогудел тот.

– А мне на днях анонимка пришла, – добродушно рассказывал ему Тропотун. – Представьте, про вас и мою Регину!

Пустовойтов перестал мыть руки и растерянно уставился на Станислава Сергеича.

– В каком смысле? – после паузы спросил он, растерянно моргая.

– Да в том самом! Будто вы любовники… – ласково пояснил Тропотун.

– Как же так? Это неправда! – по-детски беззащитно выкрикнул Пустовойтов.

– Надеюсь, – грустно и значительно согласился Станислав Сергеич, с внутренней усмешкой подмечая, как растерянность в лице Дмитрия Алексеевича сменяется сильным замешательством, переходящим в панический страх за свою репутацию в глазах заместителя директора. Доведя до предела мелодраматическую паузу, Тропотун внушительно и строго произнес: – Я вам верю, Дмитрий Алексеевич! – после чего наклонил в знак прощания голову и удалился, оставив взбудораженного Пустовойтова одного в сортире.

В приемной Станислав Сергеич игриво подмаргнул таращившей на него раскрашенные глазки Любочке и даже изобразил воздушный поцелуй. Она тотчас сориентировалась и ответила ему длинным томным взором кинодивы, закончившимся трепетом махровых ресниц. Манера ухаживания шефа нравилась ей все больше и больше.

По-тигриному бесшумно Тропотун некоторое время расхаживал по кабинету, чему-то иронически улыбаясь, потом сел в кресло и хозяйски поменял местами микрокалькулятор и сувенирную ручку в виде останкинской телебашни. Откинувшись на спинку своего вращающегося седалища, крутнулся влево-вправо, влево-вправо. Это его вконец развеселило, и он громко хмыкнул.

– К вам Плотников, Станислав Сергеич! – уведомила Любочка через селектор. В ее голосе слышались нотки роковой женщины.

– Пусть войдет…

Тот замялся у входа, но нетерпеливый жест замдиректора подстегнул его и заставил сесть напротив замдиректорской особы.

– Извините, от дел отрываю, – забубнил занудно завлаб, нервно поправляя нецивилизованную челку, – стенд нам испытательный… Стаценко…

– Эту тему мы как будто обговаривали? – ровным голосом спросил Тропотун, которого вдруг стало раздражать присутствие Плотникова.

Ну чего ты тут мямлишь?.. Мысленно обратился к нему Станислав Сергеич. Неужто такой стеснительный? Ночью-то со своей красавицей поди разные штучки-дрючки выделываешь – а передо мною киснешь! Вижу, что честолюбив, диссертацию из своей лаборатории выжать хочешь. И выжмешь… если я тебе помогу.

– Будет вам стенд, Олег Сергеевич, непременно будет…

В его тоне промелькнула скрытая угроза.

Плотников предупреждению не внял; нервно сплетая и расплетая пальцы, он изучал в полированной столешнице собственное искаженное отражение.

– Спасибо, Станислав Сергеич! – через силу произнес он. – У меня к вам еще просьба… – тут завлаб быстро и остро глянул на заместителя директора через стекла очков. – Не только моя, Ирины Афанасьевны тоже!.. – Плотников проглотил слюну и продолжал увереннее: – Можно ей перейти в мою лабораторию на должность инженера-конструктора по эргономической биомеханике? Ставка же пустует! – прибавил он торопливо.

Некоторое время Тропотун задумчиво изучал взвинченного завлаба, потом медленно заговорил:

– Отчего же нельзя, Олег Сергеевич? Вполне даже можно… – его уже переполняла настоящая злость по