Вспоминается случай из детства. Каждый день перед нашим домом останавливался школьный автобус. Однажды утром мама оставила меня ждать, а сама отлучилась в дом по делам и попросила позвать ее, когда подойдет транспорт.

И вот из-за угла выворачивает желтый автобус, я оборачиваюсь к дому и кричу:

– Мам, мне пора!

Но к дверям никто не подходит. Я крикнула еще и еще.

– Давай, Алекс, садись, – вмешивается водитель. – Мы опоздаем.

– Но мама велела сказать, когда я уеду, – возражаю я.

– Послушай, – строго заявляет он. – Я не виноват, что твоя мама не слышит. Пора в школу.

Мне ничего не оставалось, как залезть в салон. Я себе места не находила. Всю дорогу до школы я представляла, как мама выглядывает из двери и обнаруживает, что меня нет. Она думает, что меня похитили, что случилось ужасное – чудо-ребенок исчез. Я представляла, как с криком «Алекс пропала!» она бегает по улицам и ищет меня, а к дому подкатывает дюжина полицейских машин. Когда мы наконец добрались до школы, я довела себя до приступа самой настоящей паники.

В школе я сразу ринулась к учителю и, задыхаясь, поведала о происшествии.

– Мне нужно позвонить маме, иначе она решит, что меня похитили!

– Алекс, – возразила миссис Вайнштейн, – твоя мама вышла из дома и увидела, что ты уехала в школу. Она знает, что тебя никто не похищал. А сейчас садись на место, пора приступать к занятиям.

– Нет! – закричала я. – Мама не знает, где я!

С этими словами я вылетела из класса, ринулась к платному таксофону в вестибюле и позвонила домой.

– Все хорошо, дружок, я так и поняла, что ты села в автобус, – успокаивал ласковый мамин голос. – Но ты умница, что позвонила. Я рада, что ты заботишься обо мне.

Я вернулась в класс и села за парту. Миссис Вайнштейн уже начала урок и стояла у доски. Меня никак не наказали за то, что самовольно покинула класс. Но и в противном случае я бы не огорчилась. Мама спокойна, значит и мне не о чем переживать.

– Мам, – твержу про себя, засыпая. – Пожалуйста, не волнуйся. У меня все хорошо, мамочка. Пожалуйста, не волнуйся, у меня все хорошо.

7

Иногда я гадаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не купила на последние восемьсот долларов собаку. Кто-то может возразить, что, не заведи я Персик, я бы еще пожила, но не в этом суть.

Суть в том, что в промежутке между переездом в Лос-Анджелес и приобретением Персик дела шли из рук вон плохо. С первого дня на новом месте все пошло наперекосяк. Мне почему-то казалось, что в аэропорту меня встретит эскорт с военным духовым оркестром, а какой-нибудь голливудский красавец будет держать огромный плакат, приветствующий нового жителя.

Разумная половина понимала, что в Лос-Анджелесе меня никто не ждет – в основном потому, что я там ни с кем не знакома, за исключением Даны Стэнбури. Перед отъездом и Пен, и мама сильно переживали по этому поводу.

– Вот телефон полицейского управления Лос-Анджелеса, вдруг что-то случится. – Мама запихивала мне в карман бумажку с номером.

– Я знаю одного парня, он знаком с человеком, чей брат пишет комедийные сценарии и недавно переехал в Калифорнию. Вот его телефон. – Пен засовывала записку в другой карман.

Другими словами, мне следовало тщательно все продумать, но, сами понимаете, я торопилась поскорее унести ноги из Филадельфии.

По крайней мере, Дана не подвела и встретила меня на выходе из аэропорта. Надо сказать, я не оценила должным образом надетое на ней платье подружки невесты.

– Я решила, не пропадать же ему зря, – поддразнила подруга.

Ладно, чего уж отрицать, шутка действительно удалась.

Думаю, следует посветить вас в некоторые особенности жизни в Лос-Анджелесе. Если вы знакомы лишь с одним местным – в моем случае в роли аборигена выступала Дана Стэнбури, – в городе вы будете чувствовать себя крайне одиноко. Ранее я утверждала, что достаточно иметь одного настоящего друга, но это не означает, что порой вы не мечтаете еще о парочке.

Во-первых, помните ту песню годов восьмидесятых, где поется «Никто в Лос-Анджелесе не ходит пешком»? Чистая правда. Передвигаться пешком там действительно не принято. Более того, я обнаружила, что, если попытаться нарушить традицию, люди рассматривают тебя из машин как ископаемое. Не дай бог на переходе порвется битком набитый продуктовый пакет. Никому и в голову не придет затормозить. Я как-то бегала под колесами, собирая раскатившиеся банки колы-лайт, будто в видеоигре на выживание. Только однажды я встретила добросердечную даму. Ею оказалась обремененная детьми домохозяйка в мини-фургоне; она крикнула: «Куда прешь! Уйди с дороги, пока тебя не переехали!» Да уж. Надо было прислушаться к совету.

В первые недели я пыталась познакомиться с местными жителями. Дело в том, что в Лос-Анджелесе нет уютных забегаловок, где через пару дней все будут знать тебя в лицо. Там есть бары и клубы, но, если верить Дане, туда нельзя ходить в одиночку. Надо ходить в компании.

– И как я найду компанию, если не буду ходить по барам? – спрашивала я.

– Можешь считать, что это замкнутый круг. – Дана со вздохом продолжила собираться на работу.

Перед отъездом я рисовала картины гламурной жизни, но на деле она оказалась на редкость заурядной и одинокой. Я даже ни разу не видела на улице кинозвезду.

Поиски работы оборачивались полным провалом. Дана работала помощником продюсера в «Парамаунт студиос». Первой мыслью было найти похожую должность. Схема выглядела достаточно простой: светилам киноиндустрии должно понравиться, что причиной переезда в Калифорнию стал фильм «Гроздья гнева». Дана подыскала для меня вакансию помощника режиссера. Но на собеседовании моя эрудиция не вызвала восторга.

– Прекрасно, но как у вас обстоят дела с «Экселем»?

– Такой фильм не смотрела, но если вы рекомендуете…

По правде говоря, опасения отца, что я ни на что не способна, начинали сбываться. Я не могла получить даже временную работу, поскольку не умела печатать. Телефон и факс оказались слишком сложной техникой, так что должность секретаря тоже отпала. Я проработала целый день в юридической конторе, но меня попросили больше не приходить, поскольку на борьбу с копировальным агрегатом ушло пять рулонов бумаги. И ксерокс, и бумага отчаянно сопротивлялись. Вечером я пришла домой, потратив все заработанные деньги на пластырь.

Каждый вечер в первый месяц жизни в Лос-Анджелесе я плакала.

После подписания договора об аренде квартиры и покупки подержанного «сааба» без заднего сиденья, с капающим маслом и тормозной жидкостью, от подсунутой матерью суммы осталось восемьсот долларов. Впервые в жизни я поняла ценность денег. Мой рацион состоял из лапши быстрого приготовления и сырного попкорна. Организм распирало от углеводов.

– Мне кажется, тебе лучше вернуться домой, – уговаривала Пен. – Скажешь отцу, что он прав, ты не в состоянии о себе позаботиться. Лучше работать у него в офисе.